— Возвращайтесь в палату, — ровным тоном говорит Снежане. Но она не сразу слушается, потому что волнуется обо мне безумно. Провожает долгим взглядом, пока меня ведут в приемный покой. И только скрывшись за поворотом, я перестаю чувствовать ее присутствие.
— Ой, опять, — вскрикиваю, за живот хватаюсь.
И вновь Береснева смотрит на циферблат, хмыкает многозначительно, но не говорит ничего мне.
— Я же не рожаю еще? Рано ведь? — с надеждой уточняю, а сама корчусь от спазма.
— Почему рано? Хороший срок для появления двойни на свет, — добивает меня врач. Мне и так страшно, а она масла в огонь подливает. — За мной, — на ходу зовет акушерку, не оставляя мне ни единого шанса на отступление.
— У меня же еще пессарий… — жалобно хнычу. — Вещи там, сумка, — взмахиваю рукой в неопределенном направлении, но тут же ладонь на живот возвращаю. Тянет, как магнитом. К моим рыжикам.
— Сейчас посмотрим, не беспокойся, — бубнит себе под нос врач. — Как малыши расположены? — уточняет у акушерки, а меня на кушетку усаживает полубоком.
— Последнее УЗИ показало тазовое предлежание, — заглянув в мою обменку, сообщает та.
— Хм, кесарить в таком случае придется, — вздыхает Береснева. — Впрочем. Давай на осмотр, — кивает на кресло.
С трудом забираюсь в него, мысленно ругая всех и себя заодно. А когда очередной приступ меня скручивает, то и отцу детей достается моего гнева. Интересно, где незнакомец сейчас? С женой, наверное. И все у него прекрасно. В отличие от меня…
— Какие же умнички малыши, — послушав и ощупав живот, по-доброму произносит Береснева. Какой-то аппарат прикладывает, но я зажмуриваюсь. И только каждое слово ее ловлю, потому что это касается моих рыжиков. — Развернулись и легли правильно. Решили поберечь мамочку, чтобы мы ее не резали, — ощущение, будто с детьми разговаривает, а не со мной. — Отлично.
Тихо перебрасывается парой фраз с акушеркой, проводит еще какие-то манипуляции. Но все так бережно, аккуратно, что я чувствую себя если не комфортно, потому что в таком положении это невозможно, то хотя бы нормально и не гадко. Выдыхаю, пользуясь небольшой передышкой между схватками. — Назвaние книги и фaмилия автoра. Пoисковик в пoмощь.
— Естественные роды все-таки, — удовлетворенно подытоживает Береснева. — Судя по раскрытию, стремительные, — чеканит неожиданно строго. — Готовьте все срочно. Переводим в родильный бокс. Сейчас же, — приказывает акушерке.
Испугаться не успеваю, потому что дальше все происходит молниеносно и будто в сумрачной дымке. От боли, застилающей разум, я практически не ориентируюсь во времени и пространстве.
Глава 15
Марк
Подскакиваю на кровати в холодном поту, всматриваюсь в ночной полумрак, дышу судорожно, как сердечник, пробежавший марафон. А все потому, что в ушах до сих пор звенит детский плач. Какого черта?
Хотя ясно, какого… Кошусь на вторую половину постели, различаю в темноте идеальную фигурку Иры. Жена мирно спит, будто это не нам врач приговор вынес на днях. Будто ее наша проблема не касается. Тем временем я извожу себя, глаз сомкнуть не могу дольше, чем на пару минут.
Так еще и галлюцинации добавились. Нервно встряхиваю головой, выбрасывая отголоски чужого тонкого писка, которые упорно в мозг пробиваются. С ума схожу…
Встаю, чтобы спальню покинуть. Давит здесь все, раздражает.
Казалось бы, какой процент вероятности, что мы с супругой не подходим друг другу? По статистике, ничтожно мал. В нашем случае — почти все сто.
«Бред», — выдыхаю обреченно и прячусь в кабинете.
Открываю ноутбук, едва не оторвав крышку к чертям, яростно бью по кнопкам. И поисковик мне сразу предлагает роковую фразу. Диагноз, который я искал, наверное, раз сто за минувшие сутки. Как мазохист.
«Иммунологическая несовместимость», — вылетает целый список статей по теме.
В моей жизни все было распланировано. Карьера, свадьба, семья, дети. Чуть ли не по годам расписано, с условиями и требованиями. Возможно, это слишком самонадеянно и цинично, но такой я человек — привык все контролировать. И вот пришло время воплощать в реальность главный пункт и обзаводиться наследниками как моей фамилии, так и развитого бизнеса, но… Хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах.
— Марк, все переживаешь по поводу слов врача? — в полной тишине вдруг раздается голос Иры. Мне начинает казаться, что она следит за мной. Будто боится из виду упустить, потерять. — Ерунда все это, перестань, — наклонившись, тянется к ноутбуку и опускает крышку.
— Ир, ты должна понимать, насколько все серьезно, — прокручиваюсь в кресле, разворачиваясь к ней лицом. — Если терапия не поможет, у нас с тобой никогда не будет общих детей…
— И что с того? — фыркает невозмутимо и садится на край стола, соблазнительно закидывая ногу на ногу. Красиво, но неуместно. Все-таки разговор серьезный… — Разводиться теперь? Ты сам говорил, что в твоей семье это не принято, — бросает как главный аргумент. — Как же традиции? И родители твои меня приняли. И…
Каждое следующее слово Ира произносит все тише, пока не переходит на сиплый шепот. Растерянно смотрит на меня, пытаясь считать реакцию.
— Значит, пришло время менять традиции, — вижу, что убиваю ее своей жестокой фразой, но я прав, черт возьми. — Зачем портить друг друг жизнь? Мучить друг друга, когда каждый из нас по отдельности может иметь полноценную семью с кем-то другим…
— Ты так легко готов от меня отказаться? — едва не плачет Ира, но я не верю ее слезам. Слишком часто она их пускает. По любому поводу.
Невольно задумываюсь над ее вопросом. А ведь и правда готов. Наверное, в этот момент я должен чувствовать себя последним гадом. Но у меня свое представление о семье. Просто красивой рыжей куколки рядом мне недостаточно.
— Ради тебя же, — пожимаю плечами. — Ни одна нормальная женщина сознательно не станет чайлдфри. Каждая рано или поздно захочет ребенка.
— Значит, я ненормальная. Потому что люблю тебя — и готова остаться с тобой при любом раскладе, — подается вперед, чтобы коснуться меня, но я демонстративно на спинку кресла откидываюсь.
— Мужчина тоже… — чеканю строго, четко обозначив свою позицию.
Замечаю искорки неподдельного страха в глазах Иры. Может, и правда любит? Мне не понять — высокие чувства мне чужды. Физическое влечение, привязанность, расчет и общие планы на будущее — это я понимаю. Но любовь — субстанция эфемерная. Какой смысл думать о ней, если у нас с Ирой вполне реальные, ощутимые проблемы.
— Но мы же попробуем пройти лечение? — сглатывает Ира, идя на попятную.
— А ты хочешь этого? — прищуриваюсь, пытаясь распознать ее реальное отношение.
— Конечно. И деток хочу, — кивает лихорадочно, хотя после приема врача она говорила диаметрально противоположные вещи.
