ступни ледяные, но мне при этом не холодно.
Общее состояние ужасное. Сколько я уже здесь? Сколько еще пробуду? Выдержу ли долго? Здоровье у меня, скажем так, нормальное. Врождённых заболеваний нет. Есть хронические, но это есть у каждого второго, считающего себя при этом здоровым. Но в таком месте, в таких условиях любой организм может дать сбой. Всему же есть предел.
Наконец дверь открывается. Медленно, не широко. И в подвал невесомо вбегает мой белый комок счастья. Он запрыгивает на матрас, подлезает под руку, прося ласки.
Отдаю, с нежностью и трепетом. Получаю заряд позитива. Собаки способны на это. Они отдают больше, чем берут и чем нам кажется.
23
Я прижимаю Алешку все крепче и крепче, при этом чувствуя болезненную усталость. Хочется спать. И я, накрывшись одеялом с головой, быстро перемещаюсь в сладкий мир подсознания.
Но сладкий он лишь сперва.
Я снюсь себе беременной. Гуляю в цветущей саду, жмурясь от яркого солнца. Моя рука греет заботливым теплом уже большой живот. Боже… какое трогательное у меня ощущение счастья. Ожидание его. Да, мне знакомо, так со мной было.
"Я тебя жду, слышишь? Все равно жду…"
Но вдруг становится темно. И холодно. А еще очень очень больно. И физически, и эмоционально. Как тогда, когда я очнулась в реанимации.
Я просыпаюсь от толчка в живот. И тут же понимаю, что там, внизу, болит. Ноющая боль, схваткообразная.
Тише, тише, сильней, тише, тише…
А еще между ног сыро. И горячо.
Свет в подвале уже горит. Значит, утро следующего дня настало. Лежу, прислушиваясь к себе. Понимание, что со мной, приходит не сразу. Я потеряла счёт дням, ведь под рукой нет даже обычного календаря.
Пытаюсь перевернуться на другой бок аккуратно, чтобы не испачкать и не испачкаться. Но, пытаясь встать, чувствую еще более жуткую боль. Такую, что на ноги подняться почти нереально. Боль тянет от живота вниз, по бёдрам. А еще стреляет в спину.
Сползаю на пол. Стою на четвереньках, собираю силы для рывка, чтобы подняться. Как же больно. Гораздо, в разы сильнее, чем обычно.
Алешка крутится рядом, скулит, чувствуя, что мне плохо.
Превозмогая боль, я все же встаю. И меня шатает. Голова кружится, ее я опускаю, прижимая подбородок к шее, и в скрючённой позе пробую сделать несколько шагов. Черт, дверь же так близко, а кажется, что я иду до нее вечность.
Стучу кулаками в дверь. Кричу, зову то Юру, то Борю.
Дверь наконец открывается. И за ней стоит Юрасик.
— Мне нужно в душ, — тяжело дыша, произношу я. — Еще нужно обезболивающее и прокладки.
Юра смотрит на меня с непониманием. Свистом подзывает поскуливающего Алешку, а едва он переступает порог, молчун захлопывает дверь перед моим носом.
По моим ногам бегут тёплые струйки. Как сильно началось. Ковыляю до выступа в стене, там висит полотенце, рядом в коробке трусы. Складываю махровую ткань втрое, вытираю ноги и зажимаю полотенце между ног, трусы сжимаю в руке. Все это делаю, стеная и охая. Потому что, твою мать, очень больно.
Дверь вновь открывается.
На этот раз это Борька. Он заходит в помещение и спрашивает сухо:
— Что случилось?
— Красные дни случились, — отвечаю я. Боря хмурится: — Дела пришли, — он все равно не понимает. — Месячные у меня! — рявкаю я. Меня резко ведет, и я чуть не падаю.
Перенапряжение, стресс, может, я еще и продрогла в этом помещении. Но мне плохо. В целом. Все болит.
— Мне надо в душ, — шепчу я, цепляясь руками за каменные выступы ближайшей стены.
Борька подходит ближе, наклоняется, чтобы отстегнуть окову. И, отстегивая, замечает полотенце, зажатое в промежности и размазанные кровавые следы на моих ногах. Полагаю, эту сторону женского организма так близко и явно он видит впервые.
Он ведет меня в душ. Почти в прямом смысле этого слова, придерживая, потому что каждый следующий шаг мне больнее предыдущего. Оказавшись в душевой, я бросаю испачканное полотенце и трусы на пол и встаю под душ. Делаю воду максимально теплой. Лью на себя, в основном на живот.
Боль вроде от теплой воды немного отступает. Моюсь, подмечая, как прозрачная вода под моими ногами окрашивается красным.
Боря тоже смотрит. Внимательно, хмурясь. А мне так параллельно на это сейчас. Начинает подташнивать, живот болит весь: и по-женски, и желудок сжимается.
В дверь ванной стучат, Борька выглядывает и вскоре подходит ко мне, протягивает таблетку и упаковку дешёвых прокладок.
— Ты бледная, — замечает он и неожиданно сочувственно спрашивает: — Тебе очень плохо?
Я лишь киваю, забираю у него таблетку и глотаю, запивая водой из душа, после чего ее выключаю. Надеваю поднятые Борей трусы с прокладкой, руки трясутся. Борька внимательно наблюдает, а мне настолько похер. Одна мысль, одно желание — пусть перестанет болеть… пусть, твою мать!
Делаю неловкий шаг. Ноги подкашиваются, от падения меня спасают крепкие Борькины руки. Смотрю на него, а перед глазами все расплывается.
Еще секунда — и я просто проваливаюсь в темноту…
24
Мне мерещится прошлое. Такое уже забытое. Коварное. Но местами сладкое, приятное.
Я танцую. Всегда старалась игнорировать слово «стриптиз». И это не он. Точнее не совсем он.
Мы не раздеваемся, танцуя. Но периодично оголяем то плечо, то бедро. Я молчу про вырез декольте в наших нарядах. А еще управляющий просит почаще задирать юбки.
Мне не нравится это. Мне нравится танцевать, отдаваясь ритму целиком и полностью. Моя страсть. То, от чего я получаю удовольствие.
Мне не нравится оголяться. Не нравится то, как на меня в этот момент смотрят. Восхищаются, да. Но не танцем.
Сегодня на мне костюм стюардессы. Номер не индивидуальный, нас пятеро. Но я стою в центре. Больше внимания на меня. Как же бесят похотливые взгляды. А после шоу они продолжатся, но уже вместе с не менее похотливыми предложениями.
Замечаю знакомую морду — на прошлой неделе я ему лицо расцарапала, сломав три своих наманикюренных ногтя. Мужик с потной мордой и толстенным обручальным кольцом предложил такое, от чего у меня даже уши загорели, а после еще и мацнул мою грудь. Меня еле оттащили.
Эдик, управляющий, все уладил. Он меня терпит, потому что я ему нужна. Ведь я единственная, кто не только танцует, но и ставит номера.
Я бы давно ушла. Нужны деньги. А таких, как здесь, сейчас я больше нигде не заработаю.
— Че кислая такая, подруга? — интересуется уже в гримерке Снежана. На самом деле
