Ее длинные черные волосы ниспадали на грудь, красивые пухлые губы двигались, разминая во рту жвачку. Значит, от этой привычки Мики не отказалась, подумала я. На ней были узкие черные брюки, пара армейских ботинок на толстой подошве и светлый свободный свитер, скрывавший изгибы тела. У Мики была пышная грудь, но она по-прежнему прятала ее под толстовками, потому что чувствовала себя более непринужденно в мягкой и удобной одежде, в этом она тоже осталась себе верна.
— Как я рада, что вы пришли! — радостно сказала я.
Мики бросила на меня не слишком приветливый взгляд и повернулась, чтобы снять куртку.
Я удивленно посмотрела на нее и наклонилась к Саре.
— Что-то случилось? Она в плохом настроении?
— Ага! Пока мы заправлялись, ей вдогонку свистнул какой-то придурок… Ты же знаешь, как ее бесят такие вещи.
Мики уставилась на подругу.
— Ты могла бы, по крайней мере, не повторять за ним, — раздраженно прошипела она, и Сара усмехнулась.
— Мы вместе выразили свое восхищение, вот и все!
В этот момент, к счастью, кто-то еще позвонил в дверь. Я открыла ее и зажмурилась от яркой вспышки.
— Па-бам! — воскликнула Билли. — Ой, вы посмотрите, какой крутой снимок получился! Назову его «Нападение пантеры…»
Билли посмотрела на свирепые глаза Мики, застывшие на экране, и одобрительно кивнула: да, название подходящее. Затем она подняла голову и улыбнулась:
— Всем привет!
Билли подстригла волосы, и теперь ее светлые локоны, обретя легкость, лежали на голове как хотели. Стрижка ей очень шла, она подчеркивала ее жизнерадостный характер. — Вы пришли как раз вовремя, — сказала я, — Норман разливает шампанское.
И тут позади Билли на пороге возник высоченный, крепкий парень. На голове у него была шапочка, которую он тут же снял, как будто вошел в церковь.
— Ника, привет! Спасибо за приглашение. Вот… я принес эту бутылку… — начал он робко.
— Винс! — воскликнула Сара так радостно, как будто гость пришел к ней.
— Привет, Сара…
— Ты когда успел накачать такие мышцы? Невероятно! Вы только посмотрите! — присвистнула она, ощупывая его довольно тощее предплечье.
Винсент слегка покраснел, польщенный.
— Ну да… Я начал тренироваться, и… О, привет, Мики! — пробормотал он.
Та, как обычно, на него даже не посмотрела. Винсент нервно сжал шапочку в руке и стоял, ожидая, не удостоит ли Мики его взглядом. Он изо всех сил пытался наладить с ней отношения, но, похоже, пока не преуспел. Такого доброго, застенчивого и неуклюжего парня невозможно было не любить, уверена, что и Мики давно растаяла, просто скрывает это под внешней грубостью. — Проходите в гостиную, располагайтесь, — сказала я всем. — Анна сделала тарталетки с вкуснейшими начинками…
Вечеринка была в честь Аделины и Карла, но я взяла на себя смелость пригласить и своих друзей. Я любила окружать себя любимыми людьми, среди них мне тепло, как цветку под солнцем.
В детстве у меня не было ни семьи, ни дома, ничего своего, и я выросла с убеждением, что счастьем нужно делиться.
Сара отказалась от шампанского в отличие от Винсента, который присоединился к нам с двумя бокалами. Один он протянул Билли, которая улыбнулась и радостно тряхнула кудряшками.
— Спасибо, дорогой!
Я думала, что второй бокал Винсент взял для себя, но он протянул его Мики. Она поморщилась и буркнула, отвернувшись: — Я не люблю шампанское.
— Знаю, — робко ответил Винсент, — поэтому принес тебе немного белого вина, твоего любимого…
При этих словах Мики обернулась, а позади нее Сара показала Винсенту поднятый вверх большой палец. Билли смотрела на лучшую подругу в тревожном ожидании, а затем вздохнула с облегчением, когда Мики потянулась за бокалом, который все еще протягивал ей Винсент. Мики прижала бокал к груди с видом сварливого человека, не знающего, как ответить на доброту, и, встретившись с умоляющими глазами Билли, пробормотала:
— Спасибо.
Винсент покраснел и отступил на шаг. Потом он понял, что в руках у него ничего нет, и пошел за шампанским для себя.
— Я его обожаю, — сказала Сара, наблюдая за тем, как неловкий Винсент трясет руку неуклюжего Нормана, которого встретил по дороге к столику с напитками.
Взгляд Билли наполнился благодарностью, и я знала, как важны для нее эти слова. Чуть позже, когда все перезнакомились, общение стало более непринужденным, и даже Винсент забыл про робость, судя по тому, как размашисто он жестикулировал, увлеченный беседой. Ригель, стоявший напротив него с бокалом шампанского, слушал молча. Он смотрел то на Винсента, то в сторону, видимо, смущенный пылкостью собеседника, но из уважения к нему решивший не искать предлога, чтобы сменить тему или прервать разговор.
Я не смогла сдержать улыбку.
Винсент любил космос, космологию, интересовался квантовой теорией и очень уважал Ригеля, несмотря на его неразговорчивость и шутливое подтрунивание, несмотря на то, что по сравнению с ним Мики была просто душкой. Винсент всегда радовался встрече с ним.
И какими бы разными они ни были, Ригель всегда старался вести себя с ним… по-доброму. По крайней мере, вежливо.
В этот момент я заметила, что Анна издалека наблюдает за Ригелем. В ее немного грустном взгляде читалась материнская любовь, на которую Ригель никогда не смог бы ответить. «Я не могу к ним привязаться», — прошептал он мне однажды. Мы вместе гуляли после ужина с Анной и Норманом, и это нерешительное признание нарушило молчание. Я сразу поняла, что он имел в виду, потому что его голос всегда звучал иначе, когда шел из души. Я посмотрела на Ригеля: руки в карманах куртки, волосы, слившиеся с вечерними сумерками, бледное лицо… В такие моменты смотреть мне в глаза было для него все равно что смотреть в себя.
Он не мог к ним привязаться. Он ни к кому не мог привязаться. Это правда. Синдром покинутости и психологическое бремя болезни взращивали в нем чувство незащищенности с раннего возраста. А отношения с кураторшей только усугубили ситуацию. В детстве Ригель отчаянно нуждался в любви, но, получив ее от такой женщины, в дальнейшем отвергал материнскую заботу и любовь. Маргарет была монстром, и он это знал.
Он отказался от чувств и от привязанностей. Одиночество, разочарование и отсутствие точек опоры подорвали его способность создавать эмоциональные связи.
В этом нет его вины. Он берегся от чувств как от инфекции, постоянно вырабатывал антитела, которые должны защитить его от болезни. Посреди темной улицы я приняла его
