об этом стоит задуматься уже на трезвую голову. В следующий раз, как правильно сказал Джим. Я всё-таки высказался по пьяни чересчур откровенно, надо бы мне быть с Джимом поосторожнее, и в отношении религии, и вообще. Не надо походить на овцу, слишком выбивающуюся из стада, такие сами просятся под нож».
А ещё я в тот вечер очень надеялся, противореча сам себе, что Акико всё-таки устала от дороги и уснула без тоскливых мыслей. Крепенько выпивши, я к ней не пошёл, чтобы не оскорбить её, не нарваться на отказ. Мне и не хотелось идти к ней при Джиме за двумя тонкими стенками от нас. Я желал милой Акико спокойно уснуть, желал всеми силами, всей душой. И надеялся, что ей поможет и разница во времени — на Хоккайдо давно заполночь. Когда же я усну? Я старательно помолился за Акико и мысленно попрощался на ночь. Так же старательно и замедленно принялся глубоко дышать.
«А пить-то мне, оказывается, вовсе не интересно, — честно отметил я перед тем, как уснуть. — «Лечебную» дозу я сегодня изрядно превзошёл, но ни веселья, ни песен, одни только пустые басни… Всё же предчувствие чего-то тревожного возникает здесь, на новом месте. Давно никуда не выезжал, наверное, поэтому. В руце Твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой: Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми».
С этой ежевечерней молитвой, выученной под диктовку японского православного священника отца Николая, я попытался представить прямо перед глазами любимое, милое, прекрасное, по-домашнему близкое лицо Акико, стал дышать ещё медленнее и глубже и мирно отошёл ко сну, в тёплые объятья к доброму Морфею.
3. Почтительная соната Гоби
Спал я в первую монгольскую ночь, надо сознаться, плоховато. Чувствительно до противности, и всё ворочался с боку на бок, а потом со спины на живот. Алкоголь слишком калорийная жидкость, организм перенасытился какой-то химической, а не естественной, не природной энергией. В полусне то смутно, то явственно слышалась бредовая музыка из африканских ритмов «бум-бум-бум», бьющих по голове и беспорядочно перемежаемых обрывками песенных мелодий. Потом мне стали мешать посторонние, совсем не музыкальные звуки за тонкими стенами лёгкого домика, какая-то людская возня, топанье военных ботинок, короткие нетерпеливые гудки клаксонов, фырчанье разворачивающихся тяжёлых грузовиков.
Перед рассветом я услыхал сквозь сморивший-таки меня сон, больше похожий на морок, как неподалеку на лётном поле запускаются поочерёдно, но на разных машинах иногда почти одновременно, всякие авиационные двигатели: воют турбовинтовые на пузатых транспортных американских старичках-«Геркулесах» С-130, вытянутом пассажирском англо-голландском «Фоккере» и на единственном Ан-70, со сдвоенными саблевидными винтами. Басовый рокот вращающихся в разные стороны сдвоенных винтов со времен стратегического ракетоносца Ту-95 и китоподобного восьмидесятитонного грузовика «Антея» Ан-22, - я ещё застал их в воздухе, вспомнил, — не спутаешь ни с каким другим: слишком уж сильно они закручивают поток в одну сторону, а потом сразу перекручивают его в противоположную, буквально рвут бедный воздух. Более новый «Антонов-семидесятый» завыл потише, помягче и выше тоном. Потом с утробным подвыванием засвистели объёмные двухконтурные реактивные «горшки» с турбовентиляторами на «Локхидах», «Боингах» и ещё каких-то воздушных кораблях.
Я успокоился и решил было спать дальше, пока машины не стали взлетать одна за другой и громозвучной работой своих двигателей при разбеге не принялись раздирать само небо в клочья. Что за старьё? Но потом проницательно подумал, что они, конечно, уже разбудили Акико, и потому, перебарывая себя, нехотя поднялся, тщательно вычистил зубы, с тщанием выскреб руки и лицо, надел спортивный костюм и постучался к ней. Она тоже уже оделась для пробежки. Мы обнялись, соприкоснувшись щеками (она тут же погрозила мне пальцем за лёгкий спиртовый запашок), убедились, что Миддлуотер улетел, переглянулись и вышли из домика.
«Вот ведь что удивительно… Как здесь, в высокогорье Монголии, пьётся, — подумал я про себя, — столько выпил, чуть не литр, или больше, а ни малейшего похмелья и почти никакого запаха!» Правила утреннего подъёма сломались в аэродромном шуме непроизвольно, и о них мы вспомнили, только когда хорошенько взмокли. Потный молиться-настраиваться не станешь. Тем более, на утреннем холоде. Значит, надо ретироваться домой.
Одновременно с нами к домику подошёл Эзра Бен Мордехай — лёгкая беззаботная улыбка, лицо смуглое от природы и не сошедшего летнего загара, с краснотой и насечками возле внешних углов глаз и ещё на скулах у щёк от наждачных ветров Гоби. Кисти рук намного бледнее из-за перчаток, которые он держал в левой руке вместе с не новой папкой на «молнии». Да, от правого виска за ухо тянется тщательно заделанный косметологами шрам, а второй уведён под явно сложенную из кусков нижнюю челюсть, вот почему не все зубы у него свои. Похоже, скользом поймал когда-то головой пару вражеских пуль от не распознанного вовремя левши. Тело крепкое, мясистое без жира, очень сильное и очень волосатое, чёткая граница между досиня выбритыми подбородком и горлом и заросшей курчавыми черными волосами грудью. Из-за ранней лысины он старался не снимать форменное кепи.
Наверняка его Рахиль ценит в характере своего Эзры неотделимые от него быстродействие, надёжность, обстоятельность и предусмотрительность. Мы с любопытством оглядели при утреннем свете его, а он нас. И поняли: мы о нём, что с ним всё будет просто; он о нас, что мы абсолютно не гнём из себя и не зловредные. Говорю так, потому что очень почувствовалась в быстром оценочном взгляде Бен Мордехая его командирская и житейская опытность: может ли он извлечь из пребывания гостей пользу сверх договорённой с Миддлуотером, и какую; если ждать от нас вреда в непредсказуемом будущем, то до каких степеней? Мне кажется, явная нестыковка между восточно-азиатской внешностью Акико, данными ей итальянскими именем и фамилией, американской военной формой и документами авиационного военного медика, дополнительно зародили в Бен Мордехае какие-то мысли, которые наружу из него не выплывали, и это немедленно вызвало интерес уже и у меня, и у Акико. Этот интерес мы из себя тоже не выпустили, дружно заблокировали, даже не переглядываясь. К кому это мы попали?
Эзра принес мне документацию к «Вильге», как раз и оказавшейся его любимой «коломбиной». Он внимательно ознакомился с удостоверением личности, лётной книжкой, медицинской картой и прочей сопроводиловкой подполковника ВВС США Роберта Макферсона. Всё было в полном порядке, чистая работа. Направил меня к медикам для получения допуска к вылету и подчеркнул, что сам собирается проверить меня в воздухе. Договорились встретиться после обеда у его лёгкого самолета.
Мы с облегчением дождались, когда
