Эзра, наконец, ушёл, и ринулись каждый в свою ванную, а всего в генеральском «люксе» ванных комнат было по числу спален — три.
Акико проследила, чтобы я все мои утренние настрои и установки выполнил скрупулёзно, хотя это и отняло у меня порядочное время. Зато потом я вспомнил, что никто не побреет, и четырьмя взмахами складного лезвия наскоро выбрился, хотя никуда и не опаздывал. Пока Акико готовила, прошёл с пылесосом по всем помещениям домика. Мы неспешно завтракали всё ещё под громогласный рёв продолжающих взлетать транспортников. Что здесь на них можно перевозить — военное снаряжение, боеприпасы? Куда столько? Активность, как во втором эшелоне ударной армии перед наступлением, в противоположность затаившемуся переднему краю. Разговаривали мы немного, потому что мешал шум. Иногда от разномастных двигателей, работающих на стартовых режимах, резонировали и дребезжали стёкла в окошках, вибрировала и пологая кровля лёгкого домика. Я успел вымыть посуду и всё поправить и прибрать, когда, наконец, самолёты благополучно улетели. Всё стихло. Мне осталось ещё собрать лётный тренажёр, чем я с удовольствием и занялся.
— Расскажи мне, пожалуйста, Акико, о том, как ты меня лечила по Ясперсу и Сартру. У меня, со времени знакомства с философией Карла Ясперса, сложились впечатления о ней, не во всём совпадающие с тем, что говорил по этому поводу Джеймс.
— Содэска, вот как, уже и впечатления у него сложились!.. Если бы мне хоть кто-нибудь толково объяснил, почему и как ты вылечился! — непроизвольно вырвалась у Акико, более чем эмоциональной в это первое утро, нечаянная откровенность. — Борис, пойми же, искренне прошу, пойми меня правильно. Рассказывать об этом сложно. А объяснить ещё труднее! Это доподлинно известно только Богу! Канся: мои глубокие признательность и благодарность всем, кто мне помогал, и всем Вышним силам, сотворённым Богом! Если идёт о времени, я не могла сказать Джеймсу, что в отношении тебя использовала, благодаря выучке Саи-туу, сжатие времени в доступных мне пределах, примерно в 150–180 раз.
Она разволновалась до того, что в её почти правильной русской речи стали проскальзывать японские слова, и беседовать на тему моего исцеления отказалась наотрез. С большим трудом я вынудил её пообещать, что она когда-нибудь всё о лечении подробно мне расскажет.
— Нужно работать, — не вполне успешно стараясь успокоиться, извиняющимся тоном и необычно тонким голоском еле выговорила Акико. И добавила почти шёпотом:
— Работать всё время, постоянно. Много! И работать нужно всегда с рвением! А когда я попаду снова в мою лечебницу, кто теперь это знает?
Она разлила чай, успокаиваясь, и уже с чашкой в руках продолжила мое воспитание:
— Главная ошибка любого человека, запомни, откладывать что-либо на потом. Этому правилу — никогда не откладывать — научил меня отец. Глупо разогреть заготовку, но вместо немедленной ковки бросить молот. Потом и я поняла, что вся мудрость человечества, вся эта практическая мудрость многих и многих веков сводится к одному-единственному. В каждый день ты должен продвинуть каждое из твоих дел хотя бы на шажок. Если тебе показалось, что что-то можно отложить, задумайся, глубже пойми этот конкретный вопрос, и пусть хотя бы лучшее понимание станет сегодняшним твоим в нём продвижением. Часто бывает, что ты сможешь, после обдумывания, как-то иначе решить проблему или снять её совсем, но и в том и в другом случае, и вообще всегда, обязан быть полезный результат. Если избавление от проблемы не принесло результата, ты занимался не тем. Не своим делом. Для себя ты пробездельничал.
Я молча помог ей удобнее оборудовать рабочее место поблизости от стандартного стационарного компьютера филиппинской сборки, имевшегося в «люксе», и она занялась по видео через спутниковую связь своими больными. Только работа стала очень постепенно её успокаивать и, мало-помалу, напившись снова чаю прямо перед монитором, она почти перестала нервничать. Прекратилось вздрагивание её тонких белых пальцев. И она оставила в покое свою правую бровь. Я устроился в кресле у окна рядом и, держась нарочито солидно, чтобы Акико заметила и прониклась моим пониманием духа основательности, не терпящего ни суеты, ни верхоглядства, открыл инструкцию по безопасной эксплуатации польской «Вильги».
К самолету мы пошли вдвоём через полчаса после обеда. Мне показалось, что и Акико интересно было бы близко познакомиться с устройством элегантной лёгкой польской птички. Но в ней я уловил лишь легкое недоумение: она ожидала, что внутри меня все должно петь, ликовать и дрожать от нетерпения, с которым я едва справляюсь, но со мной ничего такого не происходило. Эмоций у меня почти не было. Я был достаточно спокоен, и её это несколько удивило. Но постепенно протяжённая пешая прогулка уняла и умиротворила и её.
— Вильга — это польская река? — по дороге спросила Акико, лицо которой вновь выражало царственность и безмятежность, вежливо снисходящую к любым обращающимся. Довольно забавное сочетание с, в общем, идущей ей униформой подполковника США. Особенно хороши были её лёгкие ножки в форменных туфельках, задорно ступающие по бетонным рулёжным полосам и потом — уже не совсем уверенно, она ведь горожанка, — по чахлой травке на навеянном ветрами песке и мелких камешках обширной площади лётного поля. Попробовала бы она ещё пройтись здесь в японских деревянных гэта и своем парадном кимоно традиционной семенящей женской походкой! Нет, моя миленькая, Монголия, Гоби — это тебе не Япония.
Я ответил без назидательности, великодушно не стал отыгрываться за её утреннее мероприятие по дальнейшему моему воспитанию:
— «Вильга» — по-польски «Иволга», это птица. Помню ещё с лётного училища.
— О-о-о, я перепутала с Вислой. В нашей маленькой островной Японии, ты помнишь, нет крупных рек. Я знаю в Европе Темзу, Сену, а еще Рейн и Дунай, над ними я летела из Лондона с посадкой в Мюнхене, и тогда не было больших облаков. — Акико напела несколько тактов из вальса Штрауса «Над прекрасным голубым Дунаем». — Ла-ла-ла… О, ещё я знаю реку Неман, Нямунас, она на востоке, в Литве. Эта маленькая птичка — и есть «Вильга»?
— Да, это лёгкий одномоторный четырёхместный самолет для коротких воздушных путешествий. У него очень интересное, особенное крыло, которое позволяет взлетать и садиться с коротким разбегом и пробегом. Вот, посмотри, предкрылок на протяжении всего размаха свободнонесущего крыла. Между ним и крылом образуется профилированная щель, из которой, при обдуве от винта, с большой силой вырывается воздух и прилегает к верхней поверхности крыла…
— … даже на больших углах атаки, то есть при существенном положительном повороте крыла по отношению к набегающему потоку, за счет чего и возрастает подъёмная сила, надёжно удерживающая машину в воздухе на самых небольших скоростях полёта, —
