Фаина, схватив за руку шатенку, потащила за собой к выходу. Их оскорбляли, поторапливали пинками. Уже на лестнице долговязый юноша в униформе гитлерюгенда больно ударил Фаину в плечо.
Вскоре на их везение авианалёт кончился. Морщась от боли, Фаина взглянула на часы:
— Опаздываю! Квартира рядом, а позвонить неоткуда.
— Таксофоны не работают... Впрочем, наш дом на Фуггештрассе. Идёмте ко мне!
— Вы меня выручите, — благодарно кивнула Фаина.
— Это вы меня спасли! Думала, что растерзают! У меня панический страх перед толпой. Да! Вот так же арестовали в Петрограде отца. Пьяной матросне не понравилась его «буржуйская» шапка! И они отвели его к чекистам... Меня зовут Татьяной. А вас?
На Литценбургерштрассе ощущались удушливая вонь тола, запахи дыма и гари. Вскоре дошли до места, куда «пакетом» рухнули термитные бомбы. Крышу и верхний этаж особняка окатывали всплески пламени. Дружинники суетились, бегали с вёдрами, пытались залить огонь. А по другую сторону улицы неподвижно стоял старик, брёвнышком держа девочку с откинутой головой. При виде платьица и гольфиков в крупных пятнах крови, свисающих до земли кос Фаина ощутила озноб. И поспешила разузнать у новой знакомой, замужем ли она и где работает. Татьяна разболталась, рассказала об эмигрантской жизни, о муже, казачьем офицере, служащем сейчас у Шкуро.
Телефон в квартире Лучниковых молчал. Сколько ни хлопала хозяйка по рычажкам и ни теребила шнур, зуммер так и не появился. Фаина шагнула к выходу, и тотчас повторно взвыла сирена. Укрылись в подвале соседнего дома. Теперь уж не проронили ни словечка. Татьяна вновь пригласила к себе. И, к удивлению, телефон заработал! Всё больше волнуясь, Фаина звонила через каждые пять минут, но абонент не отвечал. В очередную паузу хозяйка принесла с кухоньки две чашки суррогатного кофе и гренки. Затем задёрнула шторы и зажгла свечу. Фаина сидела у тумбочки с отрешённым видом, очевидно что-то обдумывая.
— Ваш муж выпивает? — поинтересовалась она, вертя в руке мельхиоровую вилку.
— В последнее время частенько-таки...
— Я бы немного выпила.
Татьяна скользнула своим длинным гибким телом в полумрак коридора, принесла початую бутылку польской водки «Выборова» и рюмки. Гостья без промедления разлила.
— За знакомство! — добродушно проговорила хозяйка. — Странно, но с вами я чувствую себя гораздо спокойней.
Фаина промолчала, выпила водку с отвращением, как лекарство. Стала закусывать. Нелепый день. Досадная история в метро. Случайная знакомая. Эта чужая квартира... Почему Юлиуса не было дома? Он обязан ждать. Он знает, что в полночь очередной радиосеанс. И разведсведения, сегодня полученные и зашифрованные ею, необходимо отправить в Центр...
— Я не слишком надоедлива? — журчал ровный голос хозяйки. — Мы с мужем надеялись, что возвратимся в Россию. Но Советы оказались сильней! Они уже в Польше. Во Франции англо-американцы. И в Италии они также! Василий, мой супруг, сейчас в Линце. Может, мы переберёмся в Австрию...
Содержание радиограммы было столь важным, что Фаина, выучила его дословно. «Генштаб сухопутных сил разработал и осуществляет новую оборонную доктрину. Её цель: придать обороняющимся войскам большую манёвренность и тактическую гибкость. Для этого за первой полосой занимаемых позиций впредь будет создаваться вторая, так называемая Grosskampflinie с глубиной от 4 до 20 километров. Она предназначается для скрытного отвода частей вермахта в случае артобстрела или при предбоевой подготовке противника. Новая система испытана на Восточном фронте и оправдала себя. Тимур». Так именовали информатора, высокопоставленную фигуру в Третьем рейхе. Только Мосинцев, подполковник госбезопасности, знал, кто это, контактировал и обменивался сведениями. Фаина же встречалась с командиром в кондитерской, на Вильгельмштрассе. За одним столиком пила кофе и брала принесённую им шоколадку. Затем звонила связнику, Юлиусу, и он отвозил на дачу, в лес или на съёмную квартиру. С «точки», как требовала инструкция, Фаина работала не более двух раз. Коротковолновый передатчик, несомненно, пеленговали. И сегодня они должны были выехать на новое место, указанное командиром. С прежнего, расположенного недалеко отсюда, в Шарлоттенбурге, Фаина уже провела два сеанса связи...
— Великолепные бусы! Балтийский янтарь? — расспрашивала Татьяна. — Очень идёт к вашим глазам.
— Гм... Я с ним не расстаюсь теперь, — ответила Фаина с иронией, вставая и направляясь к телефону.
Длинные монотонные гудки...
Она поблагодарила соотечественницу, внутренне опустошённую и такую одинокую, и зашагала по улице в отсветах недалёких пожаров. Было ещё не поздно, но прохожие стали встречаться только у метро. Полгода жила Фаина в Берлине, по девять часов в день работала на фабрике, слыша вокруг немецкую речь, но сейчас, после беседы с Татьяной, говорившей по-русски полнозвучно и мягко, обрывки фраз берлинцев раздражали. До станции «Шарлоттенбург» было всего несколько остановок. Она вышла из неглубокого метро, ёжась от ветра. И лицом к лицу столкнулась с патрулём полицейских. Один из них козырнул, потребовал документы. Внимательно изучил, светя фонариком, кенкарту, удостоверяющую личность. Документ быв подлинный. Тем не менее неприятный осадок остался.
Фаина надеялась, что Юлиус ожидает на явочной квартире, куда они должны были заехать за передатчиком. По всему, телефон его неисправен. Бомбардировки постоянно нарушали связь. И сейчас ничто не помешает им выехать в безопасное место...
Но дверь оказалась запертой. Фаина достала ключ, вошла в тёмную комнату. Чутко прислушалась. Щёлкнула кнопкой. Люстра вспыхнула. Убогое убранство бросилось в глаза: диван, покривлённое кресло, два стула, стол с пепельницей. Издали ощущался затхлый запах пепла. Покидая квартиру после радиомоста, они суеверно не убирали за собой. И пока на самом деле везло. Рядом на столе лежал листок из блокнота. Каллиграфическим почерком командир написал: «Юлиус ранен при авианалёте. Срочно возвращайся домой. Жду послезавтра». Она тут же подожгла и бросила записку в пепельницу. Какой нескладный день!
Странное состояние не покидало её в течение этих двух часов, предшествующих радиосвязи. Она и сама не знала, почему разделась и осталась на квартире, где ей не только нечего было делать, но каждая минута пребывания грозила бедой! В прошлый раз немцы могли запеленговать и взять дом под наблюдение...
Но этой опасности она не чувствовала. До сих пор всё шло гладко, работали они осторожно и наверняка. Ощущение неуязвимости заронило, как искорку, мысль крамольную, упрямую. Фаина решила вопреки приказу выйти на связь с Центром. Информация имела государственную ценность, нужна Красной армии. И чем больше обдумывала Фаина, как поступить, тем сильней охватывало душу желание передать шифровку! Она вдруг нашлась, как оправдаться перед командиром. Дескать, заметила блокнотный лист после радиосеанса. Конечно, он даст нагоняй.
Поругает. Но... простит! А Центр поблагодарит за оперативность...
Фаина в волнении походила по комнате, увидела
