Когда становится темно по-настоящему, я встаю, надеваю мою бангкокскую уличную одежду и выхожу в ночь.
Впервые я увидел Бангкок больше двадцати лет назад, в мае 1970 года. Мы с Треем выбрали его местом недельного оздоровительного отпуска — ОО, — который нам предстояло провести за границей. Вообще-то в те времена никто из солдат не называл его ОО: говорили просто — Блядство и Пьянство, БиП. Семейные офицеры ездили с женами на Гавайи, а нам, рядовым, армия предлагала кучу направлений на выбор: от Токио до Сиднея. Многие выбирали Бангкок, причин тому было четыре: во-первых, близко, не надо тратить время на дорогу, во-вторых, дешевый секс, в-третьих, дешевый секс и, в-четвертых, дешевый секс.
По правде говоря, Трей выбрал Бангкок по другим причинам, а я просто последовал за ним, доверяя его суждению, как бывало, когда мы выходили в разведочное патрулирование дальнего действия: РПДД. Трей — Роберт Уильям Тиндейл Третий — старше меня всего на год, но он был выше, сильнее, умнее и куда образованнее. Я-то свалил из колледжа на Среднем Западе еще с первого курса и болтался до тех пор, пока не загремел в армию. Он с отличием кончил Кенион-колледж, а потом записался в пехоту, вместо того чтобы продолжать образование.
Прозвище Трея происходило от испанского слова «три» и произносилось соответственно. У нас почти все получали клички во взводе — меня звали Прик из-за тяжелой рации ПиЭрКа-25, которую я носил в свою недолгую бытность ЭрТэО, — но Трей пришел к нам с готовым прозвищем. Кто-то сунул нос в его бумаги, и не прошло и недели, как мы все уже качали головами над тем, что, имея такое образование, умея печатать — навыки, которые даже новобранцам обеспечивали место в счастливом ТЭМИТе (Тыловой Эшелон, Мать Их Так), — Трей добровольно пошел рядовым в пехоту.
Трей питал глубокий интерес к азиатским культурам и легко усваивал языки. Он единственный из нашей компании рядовых действительно говорил по-вьетнамски. Большинство из нас искренне считали «боку» вьетнамским словом и чувствовали себя ужасно умными, если могли сказать «диди-мау»[3]и еще с полдюжины других испорченных местных фраз. Трей говорил по-вьетнамски, хотя и скрывал это от всех офицеров, за исключением нашего Эл-Ти. «Не хочу становиться машинисткой или офицером, — бывало, говорил он мне. — И будь я проклят, если позволю сделать из меня ссыкливого следователя».
Тайского Трей не знал, но учился он быстро.
— А ну-ка, скажи, как по-тайски «отсосать», — спросил я его, пока мы летели военно-транспортным рейсом из Сайгона в Бангкок.
— Не знаю, — ответил он. — Но ручная работа называется «шак мао».
— Кроме шуток, — сказал я.
— Кроме шуток, — ответил Трей. Он читал какую-то книгу и даже головы не поднял. — Это значит «тянуть бечеву воздушного змея».
На минуту я задумался над этим образом. Наш транспорт снижал высоту и, подскакивая в облаках, приближался к Бангкоку.
— Думаю, я потерплю до отсоса, — сказал я. Мне не было тогда и двадцати, оральный секс пробовал только раз, с подружкой по колледжу, у которой это тоже явно был первый опыт. Но меня так и распирало от гормонов и желания выглядеть настоящим мачо — моды, подхваченной во взводе, — да еще адреналин в голову ударил: шутка ли, просидеть шесть месяцев в джунглях и уцелеть. — Отсос, точно, — сказал я.
Трей что-то буркнул и продолжал читать. Книга была старая, про тайские то ли обычаи, то ли мифы, то ли религию, то ли про что еще.
Теперь я понимаю, что, знай тогда, что он читает и почему он выбрал именно Бангкок, то вообще не покинул бы самолет.
Коридорный, швейцар в лифте, консьерж и швейцар у входа и глазом не моргнули при виде моих мятых хлопчатобумажных штанов и испачканного реактивами жилета из тех, какие носят фотографы. Гость, который платит триста пятьдесят американских долларов за ночь, может выходить в город в чем ему заблагорассудится. Однако консьерж все же делает шаг, чтобы предупредить меня о чем-то, прежде чем я покину трезвую кондиционированную прохладу фойе.
— Доктор Меррик, — говорит он, — вы осведомлены о… э-э… напряженности, присутствующей в данный момент в Бангкоке?
Я киваю:
— Студенческие бунты? Жестокости военных?
Консьерж улыбается и слегка кланяется, явно довольный тем, что не пришлось наставлять фаранга в неприятной для него теме.
— Да, сэр, — говорит он. — Я упоминаю об этом лишь потому, что, хотя проблемы сосредоточены в основном вокруг университета и Большого Дворца, на Силом-роуд тоже были… волнения.
Я опять киваю.
— Но комендантский час пока не введен, — говорю я. — Патпонг еще открыт.
В ответной улыбке консьержа нет и намека на двусмысленность:
— О да, сэр. Патпонг открыт, и ночные клубы работают. Город совершенно открыт.
Я благодарю его и выхожу, не глядя на толпящихся вдоль подъездной дорожки отеля мелких бизнесменов, которые наперебой предлагают лодочные экскурсии, такси и «хорошие ночные развлечения». Уже темно, но жара нисколько не спала, и поток машин грохочет еще сильнее, чем раньше. На Силом-роуд поворачиваю налево и, проталкиваясь сквозь толпу, иду в Патпонг.
Это место ни с чем не перепутаешь: узкие улочки между Силом и Суривонг-роуд расцвечены дешевой неоновой рекламой: «Замечательный массаж», «Изобилие крошек», «Крошки гоу-гоу», «Супердевушки — живое секс-шоу», «Живые крошки» и прочее в том же роде. Улочки Патпонга так узки, что иначе как пешеходными быть не могут, однако стук и треск трехколесных тук-туков на бульварах вокруг составляет постоянный фон, на который накладывается грохот рок-н-ролла, несущегося из динамиков и открытых дверей.
Молодые люди и девушки — в андрогинном Таиланде их иногда непросто различить — начинают дергать меня за рукав и жестами зазывать то в одну, то в другую дверь, как только я сворачиваю на улицу Патпонг Один.
— Мистер, лучшее живое шоу, лучшие шоу девушек…
— Эй, мистер, здесь самые красивые девушки, лучшие цены…
— Хотите видеть самых симпатичных бритых милашек? Познакомиться с приятными девушками?
— Девушек хотите? Нет? Хотите парней?
Я прохожу мимо, игнорируя периодические несильные потягивания за рукав. Последний вопрос раздается, когда я сворачиваю на Патпонг Два. Ночной район делится на три части: Патпонг Один обслуживает стритов, Патпонг Два обеспечивает удовольствиями и стритов, и геев, Патпонг Три — только геев. И все же большая часть шоу на Патпонге Два ориентирована на гетеросексуалов, хотя в любом баре улыбающихся мальчиков не меньше, чем девушек.
Я останавливаюсь у бара под названием «Восхитительные пуси». Однорукий человечек с синим от неонового света лицом делает ко мне шаг и протягивает длинную пластиковую карточку.
— Пуси меню? — говорит он голосом первоклассного метрдотеля.
