у вас есть дети?
Йосеф. Какое это имеет значение?
Женщина. Она моя единственная дочь. Я так билась за нее, пан Кауфман. Неужели вы бы отдали им своих детей?
Йосеф. Прекратите. Это не в моей компетенции…
Женщина. Вы не отдадите им своих детей, пан Кауфман! Неужели вы не понимаете?
Йосеф. Поставьте себя на мое место, пани Фридман. Если вы не поможете нам… со сборами… я буду вынужден вызвать немецких солдат… И тогда вас тоже, пани Фридман… заберут. Прошу вас! Рассуждайте логически!
Женщина (через паузу). Куда вы забираете их?
Йосеф. Их депортируют на восток.
Женщина. Им ничего не грозит, пан Кауфман? Им там ничего не грозит?
Йосеф (через паузу). Немцы говорят, что их просто будут использовать на работах.
Женщина. Вы верите им? А? А, пан Кауфман?
Йосеф. Я… Да. Я верю.
Женщина молчит, потом кусает кулак, чтобы не расплакаться.
Женщина. Прошу вас. Подождите тут, пан Кауфман. Мне надо собрать Берту в дорогу. Вы сможете подождать полчаса?
Йосеф. Полчаса?
Появляется полицай Шломо.
Полицай Шломо. У нас нет получаса. У нас есть пять минут. У нас план, Кауфман!
Женщина. За пять минут мне никак не собраться. Надо причесать ее. И платье разгладить. И сделать банты. У нас есть пальтишко, красное. Мы берегли.
Полицай Шломо. Зачем? Зачем этот наряд?
Женщина уходит в дверь и продолжает говорить уже не со сцены, собираясь.
Женщина. Ну как же? Если она будет чистенькая и нарядная, то там, на востоке, ее могут приметить какие-нибудь добрые люди. Приметят и возьмут к себе. А если она поедет замарашкой… Подождите, пожалуйста. Берточка, солнышко, просыпайся…
Полицай Шломо корчит гримасу Кауфману. Тот разводит руками.
Полицай Шломо. У тебя еще сорок восемь квартир. На сегодня.
Йосеф выходит на авансцену. Считает, постепенно ожесточаясь.
Йосеф. Сорок восемь. Сорок семь. Сорок шесть. Сорок пять. Сорок четыре. Сорок три. Сорок две. Сорок одна. Сорок. Тридцать девять. Тридцать восемь. Тридцать семь. Тридцать шесть. Тридцать пять. Тридцать четыре. Тридцать три. Тридцать две. Тридцать одна. (Долгая пауза.) Тридцать. Двадцать девять.
Он отрывается и стучит в очередную дверь. Ему открывает мужчина.
Йосеф. Наум Гржибовский? У вас проживают двое несовершеннолетних. Рут трех лет и Леон семи. Приказом немецкой администрации они подлежат депортации.
Наум Гржибовский. Погоди… Постой. У тебя у самого есть дети?
Йосеф. Не ваше дело.
Наум Гржибовский. И ты, и я знаем, что их отправляют на верную смерть.
Йосеф. Я не намерен втягиваться в дискуссии, пан Гржибовский. Собирайте несовершеннолетних и спускайтесь с ними вниз.
Наум Гржибовский. Несовершеннолетних? Скажи – «детей», мразь. Скажи: «Бери своих детей и отдай их нам, чтобы мы их убили». Ты убьешь моих детей и пойдешь к своим, обнимешь их, поцелуешь на ночь…
Йосеф. Ваш долг предоставить полиции несовершеннолетних для депортации, пан Гржибовский. Иначе я буду вынужден доложить о вашем сопротивлении немцам.
Наум Гржибовский. Тварь ты бездушная…
Йосеф. Или ты собираешь их сам, или я иду за СС.
Наум Гржибовский. Они всех нас пустят в расход. И тебя не пожалеют, не думай. И твоих детей тоже. Все это гетто – просто вокзал, откуда поезда прямиком в ад катят. Ты зачем продался? Сегодня-то – мы, а завтра-то все равно – ты!
Йосеф. Но ты-то сегодня, а я-то завтра!
Он свистит в свисток. Появляется Ланге, отталкивает Йосефа в сторону, стреляет в Гржибовского, тот падает замертво, ныряет в открытую дверь. За сценой слышатся выстрелы. Йосеф вздрагивает, разглядывает мертвого Гржибовского.
Ривка (за сценой). Пропустите меня! Мой муж – полицейский! Йосеф Кауфман!
Йосеф. Ривка?!
На сцену выбегают Ривка и полицай Шломо, схвативший ее за локоть.
Полицай Шломо. Твоя?
Йосеф. Что ты тут делаешь?! Тебя могли загрести!
Ривка. Наши мальчики пропали! Я спала… Они исчезли! Их забрали!
Йосеф. Что ты несешь?! Куда пропали?! (Полицаю Шломо.) Вы были у меня дома?!
Полицай Шломо. Остынь, Кауфман! Наши не были, точно.
Йосеф. Вы были у нас! Вы были у нас! Мы договаривались!
Из двери выныривает Ланге, в руках у него пистолет. В раже он направляет ствол на Ривку, но Йосеф закрывает ее собой. Ланге пожимает плечами и, пошатываясь, уходит со сцены.
Полицай Шломо. Бери жену и иди домой, Кауфман! А то еще дров наломаешь. Я спрошу у ребят. Если немцы твоих пацанов еще не загребли, мы их найдем!
27
Квартира Кауфманов. Ривка, приоткрыв задернутую штору, глядит в окно.
Йосеф нервно расхаживает по дому.
Йосеф. Как ты могла их проспать?! Как?!
Ривка. Не знаю, что со мной… Как будто в омут провалилась…
Йосеф. Почему именно сейчас?! После всего, что… на что нам пришлось пойти…
Ривка. Я пойду их искать. Я с ума сойду! Куда они могли пойти? Надо подумать…
Йосеф. Сиди! Не смей никуда…
Дверь распахивается, и полицай Шломо вталкивает Вольфа и Германа.
Полицай Шломо. Поймали их у маленькой синагоги. Ты у меня в долгу, Кауфман.
Вольф и Герман стоят перепуганные. Ривка бросается к ним с поцелуями, но Йосеф отпихивает ее.
Йосеф. Какого черта вы сбежали?! Что вы делали у синагоги?!
Вольф. Мы Голема искали.
Герман. Я, если что, был против.
Йосеф. Какого Голема?! Какого еще Голема?!
Он сдергивает с себя ремень, швыряет Вольфа на кровать и принимается хлестать его ремнем.
Ривка. Не смей!
Герман. Чтобы оживить его! Как дедушка рассказывал! Чтобы он нас защитил!
Йосеф. Дедушка?!
Ривка бросается на Йосефа и виснет у него на руке, но он отталкивает ее.
Йосеф. А! Так это все стариковские бредни! Это из-за него они чуть не погибли!
Вольф. Папа! Не бей маму!
Йосеф швыряет ремень на пол, пинает стул – тот летит кувырком.
Йосеф. Голем! Не Голем вас спас! А я! Я и эта гребаная работенка! От которой ты воротила нос! А папаша твой их чуть за собой на тот свет не утащил!
Ривка плачет, помогая Вольфу одеться.
Вольф. А ты можешь остальных детей тоже спасти? Ицка и Ареле?
Герман. И Сарку!
Йосеф дико смотрит на них, потом поднимает ремень с пола и принимается перепоясываться им. Раздается свисток.
Полицай Шломо (за сценой). Эй, Кауфман! Закончил? Выходи давай, у тебя еще тридцать квартир!
28
Гетто. Йосеф на авансцене – завершает счет. Рядом с ним стоит Ланге.
Йосеф и Ланге (хором). Операция «Gehperre». День первый. День второй. День третий. День четвертый. День пятый. День шестой. День седьмой.
Ланге откупоривает флягу, делает глоток. Йосеф смотрит на него, тоже достает фляжку, прикладывается. Оба нетрезвы.
Ланге. Никогда еще не чувствовал себя таким живым.
Его передергивает – словно от оргазма. Он завинчивает фляжку.
Ланге. Операция к концу подходит, а у нас всего шестнадцать тысяч. Но если бы мы вам не помогли, вы бы и с этим не справились.
Йосеф. Мы работали, как могли.
Ланге. Паршиво вы работали. Давай-ка ты еще раз постарайся, в последний раз.
Йосеф стучится в дверь последней квартиры.
Йосеф. Бунимовичи! Бунимовичи, открывайте!
На пороге появляется молодая женщина, кормящая младенца
