будет дальше. Вон, даже «Виа гра» напряглась.
Соколов обхватывает Марину обеими руками, как непробиваемым щитом, и впивается глазами в меня. Осматривает мою унизительную позу. В глубине его синевы мне чудится тревога и обеспокоенность. Хотя, скорее всего, это моя фантазия. Не замечала в нем даже зачатков эмпатии.
Со спины меня подхватывают чьи-то крепкие руки и резким движением, как пушинку, ставят на ноги. Я снова чувствую опору под ногами. Дышу, как марафонец, после пятидесяти километров.
— Не ушиблась, Тайсон? — Слышу прямо над ухом вкрадчивый голос.
Поворачиваю голову через плечо — это Никитин. Широко улыбается и продолжает держать меня одной рукой за талию, а другой — за бедро. У него горячие, большие ладони. Ощущаю настойчивые прикосновения даже сквозь плотный деним.
— Грабли убрал, — шиплю, как рассерженная кошка, я и сбрасываю его руки под тяжелым взглядом Соколова.
— Эта овца меня толкнула. — Злобно рычит Лиля, недовольно расчесывая пальцами челку.
— Ты сама овца! — Рявкаю в ответ, перебивая Соколова, который собирался что-то сказать. — Тебе лечиться надо! Припадочная!
Бедро противно ноет: все-таки ушибла его при падении. Соколов стоит с Мариной у стены и сверлит меня непонятным взглядом. Потом смотрит на свою «цаплю». Он очень зол: глаза — темные воронки, зубы вот-вот превратятся в крошку, грудная клетка быстро поднимается вверх и резко опадает. Выглядит он сегодня подобающе: черная, глухая водолазка заправлена в черные брюки. Из аксессуаров — кожаный ремень и часы. Даже упавшая на лоб челка не смягчает его острый взгляд. Не завидую я Лиле: получит по первое число. С этими мыслями приходит облегчение и усталость. Волна адреналина стремительно покидает кровь. Такое поведение нельзя спускать с рук.
— Марина, извини. — Соколов снимает с себя ее руки и подходит к этой ненормальной. — Лиля, надо поговорить. — Говорит вроде бы спокойно, но я все равно чувствую витающую в воздухе агрессию. Не дождавшись ее ответа, он разворачивается и уходит вглубь коридора.
Она подбирает сумку с пола и идет за Соколовым, быстро перебирая тонкими ногами. Наш социолог, наконец, появляется в коридоре. Где, спрашивается, был, когда здесь стоял визг и мат?
— Я не понял, что за толпа? Разошлись все, быстро. — Замыкает аудиторию и уходит, взмахнув немодным портфелем.
— Че встали, — обращается Никитин к оставшимся зевакам. — Все, кина больше не будет. Расходимся-расходимся. — Громко хлопает в ладоши.
Он подбирает с пола мой телефон и протягивает его мне. Наверное, вылетел во время потасовки. Протягиваю руку, чтобы забрать его, но он отводит его к своему плечу. Пытаюсь забрать мобильник. Подпрыгиваю. Он поднимает руку выше, насмешливо рассматривая меня. Повторяю попытку: ничего не выходит, и я раздражаюсь все сильнее. Тимур на полголовы ниже Соколова, но все равно у меня нет шансов отобрать телефон. Чувствую себя рядом с ним, как моська с огромным шкафом. После еще пары безуспешных прыжков сдаюсь и спрашиваю:
— Тебе чего надо?
У него зеленые, развратные глаза и родинка над верхней губой. Он тоже светловолосый, но у него, в отличие от Соколова, более теплый, медовый цвет волос и почти бесцветные брови. Никитин широко улыбается и самоуверенно заявляет:
— Поцелуй за спасение.
— Чье спасение? Добрый вечер, ты влез и помешал мне перебить ноги тупой цапле, которая накинулась на мою подругу. Подчеркну, накинулась без всякой на то причины. Так что, это пусть она тебя целует. — Чересчур эмоционально выпаливаю я.
Его глаза смеются. Он еще раз оценивающе осматривает меня, как лошадь на рынке. Еще бы под хвост заглянул.
— Такая дерзкая, страстная. Просто ар-р-р. — Делает пальцами хватательное движение и забавно морщит нос, изображая рычащего тигра. Не выдерживаю и весело фыркаю.
— Да пошел ты. — Толкаю его в плечо и разворачиваюсь, чтобы уйти, но он перехватывает меня за запястье.
Ненормальная Лиля и Соколов стоят у окна. Одновременно с моим поворотом он отворачивается. Я понимаю, что он все это время наблюдал, как я пыталась отобрать телефон у Никитина.
— Ладно-ладно, забирай. — Говорит примирительным тоном Никитин и протягивает телефон. — Я, кстати, красивее, чем Ли Дон Ук. (прим. — южнокорейский актер, модель, телеведущий). Присмотрись, как следует. — кивает на мой чехол с изображением известной дорамы.
Я выхватываю свой мобильник из его цепких пальцев и иду к Маринке. Она продолжает неуверенно топтаться возле аудитории.
— Ты как, Маришка? — осторожно протягиваю руку к ее щеке. Опухло сильно. — Пойдем в столовую, лед попросим.
Марина смотрит на меня влажными глазами, а затем притягивает к себе и крепко обнимает. Я ныряю в аромат ее шампуня и Тасиных сладких духов, которые Маринка бессовестно юзает без спроса.
— Спасибо, Марго. Правда, спасибо тебе, что заступилась. — Она ласково гладит меня по плечам. — Я так испугалась, что с места двинуться не могла. Ты же меня знаешь, я драк с детства боюсь.
Знаю. Спасибо ее матери, которая превратила жизнь Маринки в ад. Это, пожалуй, единственный человек среди знакомых, которого я искренне ненавижу. Отстраняюсь и снова повторяю:
— Пойдем, лед попросим. Если хочешь, я в аптеку сбегаю.
— Марго, не обижайся. Я Владика подожду. — Она с таким обожанием смотрит в его сторону, что я испытываю бессилие. Похоже, пора отпустить и оставить все, как есть. — Это Лиля, его бывшая. Такая сучка. Уже писала мне в соцсетях с угрозами. Я не поверила ей, а зря. Если бы ты не вмешалась, она бы мне лицо исполосовала. — Марина цыкает, надавив на свою щеку.
— Может, заявление на нее написать? Кто знает, что ей в голову взбредет. Еще плеснет кислотой. Припадочная.
— Нет, не стоит. Владик разберется. Смотри, как она тут же хвост поджала.
Вижу Соколова в профиль. Он что-то спокойно говорит Лиле, его четко-очерченные губы механически двигаются, лицо холодное. Она ежится и обхватывает себя за плечи руками, как будто пытается оградиться от его слов. В этот момент я не испытываю злорадства, только надежду, что она больше не сунется к Марине.
— Хорошо, Марин, как знаешь. — Тороплюсь закончить разговор, потому что Соколов, засунув руки в карманы брюк, стремительно идет к нам. — Давай завтра пообедаем вместе? Нам еще надо работу по социологии закончить.
— Конечно, — она улыбается. — Прости за вчерашнее, мы все наговорили друг другу глупостей. Я дорожу твоими советами, правда, Марго. Просто, иногда ты бываешь слишком категоричной. Я хотела сегодня на большом перерыве спокойно с тобой поговорить. Тася тоже собиралась тебе написать.
Я киваю и целую ее на прощание в здоровую щеку.
— И ты меня прости, Маринка. Мне жаль, что все так вышло. Я очень хотела потусоваться с вами в воскресенье.
— Не переживай, еще нагоним. — Сжимаю ее холодную ладонь и
