произнести, иначе вечер не вечер.
Мы сыграли еще пару раз.
– Наркотики – вещь тонкая, – задумчиво заметил Влад.
Тут даже Вардан засмеялся:
– А ну раскрой?
– К приходу нужно относиться с уважением. Это вообще, между прочим, типичная ошибка новичков. Они все куда-то спешат, чего-то ждут. Не нужно так… – его голос соскользнул в шепот и он закрыл глаза.
Макс толкнул его локтем.
– Чувак, ты с нами?
– А вы куда-то собрались? – спросил Влад, вскидывая голову.
– А, ну тут всё.
– Минус один.
Я вдруг заметила, что у меня бешено колотится сердце, как будто я пробежала несколько километров. Я закашлялась, хватая ртом воздух.
– А давайте выйдем на улицу? – сказал Макс с неожиданным энтузиазмом.
– Как ты себе это представляешь? – лениво спросил Вардан, выразительно обводя комнату глазами.
Влад так и сидел с картами в руках, задумчиво глядя в пол. Яна положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
Свет моргнул, задрожал и загорелся чуть ярче.
– Ой, что это? – спросила я, посмотрев на потолок, – Проводка?
От их смеха мне заложило уши.
– Что «что это», солнышко?
– Свет мигает, нет?
– Минус два, – сказал Вардан.
– А давайте, кстати, погасим свет.
– Давайте, – донеслось откуда-то издалека, – Кто встает?
Никто не встал и все замолчали.
Мягким веером по капиллярам разбежалось оранжевое тепло. Я тихонько выскользнула из себя, пробежала у себя под рукой, и шлепнулась на прохладный серебристый лёд. Бесконечная, блестящая ледяная горка, плавное скольжение и чувство бесконечности. Я была в пустом белом поезде. Кругом шуршала и покачивалась свежая светлая зелень, мы ехали через лес. Блики на полу, колыхание пятнистой тени. Потом появились люди. Мятое загорелое лицо стареющего Пикассо, одинаковое со всех сторон. Снова легко тюкнуло в затылок, я почувствовала, что падаю спиной в мягкие и теплые розовые перья. Я глубоко вдохнула. Где-то в спине было ужасно горячо, и не хватало воздуха. Прямо передо мной полыхнул яркий зеленый свет. Я зажмурилась. Отвечая вспышке, перед глазами одновременно возникла стайка разноцветных взрывчиков. Звездчато-искристые фейерверки вспыхивали и гасли. Мне стало интересно, о чем же я думаю сейчас. Почесывая руку, я размышляла о том, что больше всего мои мысли занимает как раз необходимость следить за своими мыслями. Моргнув, посмотрела на руку. Ногти скребли кожу до крови, ладонь пересекли ярко-красные полосы царапин. Боли не было. Я охнула и опустила руки. С трудом сглотнула. Взгляд не хотел фокусироваться ни на чем, но я выбрала Вардана и уставилась на него. Он сидел, прислонившись спиной к стене и сложив ноги по-турецки, абсолютно неподвижный. Рисунок его растянутого свитера показался мне особенно интересным. Я смотрела на него, смотрела, и не могла оторваться. Мне хотелось, чтобы он тоже смотрел только на меня. Сердце билось где-то в животе и мысли замкнулись в тускло поблескивающее кольцо.
– Эй, ты как? – Максим пихнул меня локтем в бок.
– Мне не хватает слов.
– Наконец-то, – сказал Макс.
– В кои веки, – лениво изрек Вардан, не поднимая головы.
Видения, которые он было спугнул, постепенно возвращались, смывая реальность как лёгкие речные волны смывают замысловатые песочные строения у самой кромки воды. Капли песка. Жидкий песок. Я никого не люблю и никого не ненавижу, смутно и уверенно думала я. Моя жизнь – это шесть вечера в ноябрьской Москве. Небо от лимонно-желтого до серо-синего, много огней, холодные сумерки. Синяки облетевших деревьев, радио, неуверенные еще новогодние гирлянды. Бесконечное и монотонное движение человеческих потоков.
Стало совсем темно, и ужасно хорошо. Все заботы выкачали из меня, как грязную воду из бассейна. Осенние листья кружились перед глазами и опускались в теплую и мутную жидкость. Кровь? Я выныривала из нее и снова погружалась, строгая ритмика дождевых капель стучала в ушах. Сладко чвакнула и зашуршала об иглу пластинка, голубые лужи и свечки каштанов замелькали перед глазами. Стало тепло и сладко.
Я с трудом встала и сделала пару шагов. Упала на кровать, поджала колени и закрыла глаза. А вынырнув в следующий раз, почувствовала рядом с собой свернувшегося в клубок Вардана.
Я подняла руку. В темноте от кисти исходило красноватое свечение. Я смотрела на нее, наверное, целую вечность, пока Вардан с тихим и раздраженным стоном не опустил свою руку на мою. Я ему мешала, но ничто не стоило слов.
Теперь все мое сознание сосредоточилось на запястье. Я пыталась почувствовать каждую фалангу его пальцев. Его рука прорастала в меня, и я не помнила времени, когда мы не были одним существом. Мне стало любопытно, почувствует ли он то же. Я положила руку ему на плечо. Это стоило таких нечеловеческих усилий и заняло так много времени, что я не помнила уже, зачем. Я попыталась окликнуть его, но это было бесполезно. Я замолчала.
Мы все лежали не шевелясь. Время от времени кто-то прерывисто и шумно ловил ртом воздух – так они смеялись. Мы с Варданом лежали обнявшись, не шевелясь, в темноте я отчетливо различала контуры его тела: ключицу, шею, подбородок. Если бы я не чувствовала его дыхания, я бы решила, что он умер. Если бы не мое дыхание, я бы подумала, что умерла я. Я сосредоточилась на мягком хрипе, с каким он выпускал воздух из легких, и, наверное, заснула.
Когда я проснулась, дождь прекратился. Отдельные капли с грохотом падали на карниз. Вардан лежал лицом ко мне, приподнявшись на локте и упираясь ладонью в щеку, и будто бы смотрел в потолок. Глаза его были закрыты. Было темно и очень тихо.
Я с удивительной ясностью осознала, что все мое существование находится именно здесь, в этой темноте и в этом тепле. Кроме этой комнаты не было ничего.
Мы разделись. Каждый предмет одежды давался с трудом и, казалось, весил несколько килограммов. Кровь бежала по всему телу, колко билась на кончиках пальцев, гулко стучала в горле, колотилась в голове. И так же отчетливо, как шум собственной крови в ушах, я слышала стук его сердца. Абсолютно везде, в каждой секунде моего бытия билось ощущение пронзительного счастья, как будто вместе с ним в меня проникала вся сладость мира. Я не могла думать ни о чем, кроме этого счастья, а воздуха катастрофически не хватало. Я услышала свой кашель и голос Вардана:
– Э, э, ты дышать-то не забывай. Дышать полезно.
– Кислород – это яд. И мы все… Сгораем живьем… Только… очень медленно.
Пауза.
– Да ты что? Не может быть!
Пауза. Я набрала побольше воздуха.
– Издеваешься, тебе не интересно что я говорю.
Какое-то время до Вардана, видимо, доходил смысл моих слов.