Дети прыгали и суетились. Девушки визжали. Канда то кружилась, то бегала вокруг землянки и набегу всплескивала смуглыми руками.
Радость жителей поселка была так велика, что никто не мог устоять на месте. Ноги приплясывали сами собой. И вот без уговору составился огромный хоровод, и людской круг завертелся на лужайке.
Крики и хохот перешли в веселую песню про глупого вурра. В хоровод втолкнули Волчью Ноздрю. На него со смехом накинули медвежью шкуру. Теперь он должен был изображать самого «страшного эаха». Ноздря сейчас же вошел в свою «зверскую» роль. «Медведь» с ревом бросался на девушек и женщин, а те с визгом разбегались во все стороны, прячась за кусты и за летние шалаши. Актер вскоре перестал быть актером. Он в самом деле чувствовал себя медведем. Да и все окружающие тоже.
Дети плакали от страха и прятались в землянки. Молодые матери прижимали к себе малышей и с неменьшим страхом смотрели из-за кустов на то, что происходило на лужайке.
В это время, подпрыгивая на одной ноге, приковылял к хороводу Тупу-Тупу. Он махал вокруг себя выхваченным из огня можжевельником. Волосы на его голове были связаны таким же пучком, как у Ао.
Тупу-Тупу зашел со стороны ветра, чтобы искры и пахучий дым летели на «зверя». Оглушительный хохот раздался на поляне, когда Волчья Ноздря стал на четвереньки и уморительно побежал от него по-медвежьи к опушке леса.
Так начался день веселых весенних игр. Сначала играли в медведя, в охоту на разных зверей и птиц. Потом два охотника — Суоми и Хоху — с деревянными рогами на голове плясали буйную пляску дерущихся зубров. Они бодались, толкались и ревели друг на друга, подражая реву лесных быков.
Под конец долго играли в ловлю оленей. Мужчины были охотниками, женщины — дичью. Игра состояла в том, чтобы от лесной опушки загнать «оленей» в «загон», т. е. в промежуток между двумя землянками. «Олени» старались убежать как можно дальше, в лес; «охотники» бегали вслед за ними и гнали их к условному месту.
В лесу уже темнело, когда отряд молодежи, в котором находились Ао и Улла, выследил между кустами кучку спрятавшихся девушек и женщин. Охотники стали заходить с тылу, чтобы отрезать свою «дичь» от леса. Женщины заметили их и с визгом бросились во все стороны. Ао больше других увлекался игрою и бегал быстрее всех. Один раз ему пришлось забраться в глубину леса, чтобы перехватить путь убегающим «оленям». Там он остановился в лесной чаще и замер в ожидании.
Вдруг слух его поразил страшный крик. Ао оглянулся и вправо от себя, за кустами, увидел, как стройная девушка с плачем отбивалась от лохматого толстого мужчины. Девушка вырвалась из волосатых рук и, как ветер, помчалась к поляне. Ао узнал Канду…
— Уамма! Уамма! — кричала она с ужасом.
Кровь бросилась в голову Ао. В бешенстве ринулся он наперерез преследователю.
И прежде чем тот успел сообразить, что надо сделать, Ао сунул ему под ноги копье. Толстяк с разбегу тяжело рухнулся на землю.
Ао схватил выпавшее было из рук копье и с силой ударил им своего врага, когда тот пытался подняться. Наконец противник Ао вскочил на ноги и с криком бросился бежать от разъяренного охотника.
— А! Ой! — кричал он. — Куолу убивают! Куолу!..
— Куолу? Откуда он взялся?
Тут только Ао сообразил, на кого напал он в сумраке леса.
Но вместо страха перед колдуном, в нем клокотало только бешеное желание еще и еще раз сразиться с обидчиком Канды. Да и как можно бояться врага, когда он в ужасе бежит прочь.
С неожиданной быстротой Куолу промчался через кусты к береговому обрыву и кубарем скатился вниз по крутому склону. Ао остановился на краю и сверху погрозил убегающему.
— Выдра! — злобно крикнул он ему вслед самое презрительное слово, потрясая копьем в воздухе.
Что снилось Ао
В эту ночь Ао долго не мог уснуть. Ему казалось, что горячий уголь вылетел из костра и попал ему в грудь. Там что-то загорелось и жжет его огнем. В ушах все еще раздавался отчаянный крик Канды:
— Уамма! Уамма!
Кровь кипела в нем, когда он вспоминал Куолу, его звериный вой, погоню за Кандой и свою неожиданную с ним схватку. Узнал ли его колдун в вечернем сумраке леса?..
В его мозгу вспыхивали и гасли искры. Слов у него не было. Одно слово заменяло ему все: Канда!
Поздно забылся он тяжелой, беспокойной дремотой. В землянке было душно и тесно. Вместе с Чернобурыми спали двадцать гостей — охотники Красных Лисиц. Лежали все вповалку на оленьих мехах. Люди дышали, храпели, бормотали во сне. Чад от угасающего костра смешивался с теплым и тяжелым запахом спящих.
Под утро ему приснилась Канда. Он видел, будто она сидит в овраге около ручья и мочит в воде свои стройные ноги. Сидит так беспечно и не знает, что сейчас придет Куолу и уведет ее.
Ао должен ее спасти. Ему нужно только подойти и погладить ее по голове. Но нужно сделать это скорее, скорее. А то будет поздно. Вот он уже спускается в овраг. Он торопится, бежит, он уже близко. Ао хочет приблизиться к ней, но в этот момент огромный, лохматый носорог выскакивает из-за кустов и становится между ними…
Носорог смотрит на него зловеще, становится на дыбы и — превращается в вурра. Медведь идет ему навстречу. Глаза у него хитрые и злые, как у Куолу. Ао хочет бежать и не может. Ноги будто связаны. А медведь все ближе и ближе…
Ао крикнул и проснулся. Весь он обливался потом, а сердце его стучало, как у птицы, зажатой в кулак.
— Куолу! Это был Куолу!
И вчерашний медведь, которого он прогнал горящей палкой, значит тоже не кто иной, как оборотень и колдун.
Ао сделал усилие и сел на меховой постели. Дышать было тяжело. Кто-то ночью закрыл для тепла отдушину. От этого в землянке еще больше сгустился запах потных тел, чад от углей и едкий дух сырых кож, содранных с убитых оленей.
Ао на коленях подполз к выходной дыре, отодвинул заслонку и вылез наружу. Здесь он ободрился, и ночные страхи разлетелись, словно подхваченные ветром клочья дыма.
— А, старая выдра! — шептал он. — Это ты приходил, высматривал Канду. Погоди! Огня ты все-таки боишься…
Ао пощупал «кабаний клык», который был пришит у него на груди. Этот амулет
