Мейсон, глядя на него, промолчал.
– Сразу же после обвинения, – продолжил Гидеон, – мнесказали, что, если я верну сорок семь тысяч долларов, приговор будет намного мягче.После вынесения приговора мне повторили еще раз: если я верну сорок семь тысячдолларов, у меня появится реальный шанс на быстрое освобождение.
– Но вы не приняли это предложение?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я понятия не имел, где находятся сорок семьтысяч долларов. Я не смог бы их вернуть, даже если бы хотел.
– Теперь, когда вы освободились, полиция, насколько японимаю, потеряла к вам интерес? – спросил адвокат.
– Вы шутите? – отреагировал Гидеон. – Теперь, когда яосвободился, полицейские ищейки гонятся по моему следу в надежде, что я приведуих к деньгам и они получат свое. Они надеются сказать: «Закон не проведешь,Гидеон. Вы отбыли в тюрьме положенный срок, рассчитывая после освобождения воспользоватьсясорока семью тысячами долларов. Так вот, теперь деньги наши, а срок – ваш.Ха-ха-ха!» И конечно, позаботятся, чтобы все заключенные в тюрьме узнали обэтом, а сами будут злорадствовать над тем, что закон не проведешь и что имудалось меня обдурить.
– Значит, они идут по вашему следу?
– Ну да.
– И придут по вашему следу сюда?
– Конечно.
– Понятно. – Мейсон нахмурился.
– Вижу, вы все понимаете, – улыбнулся Гидеон. – Я пытаюсьартистично подойти к теме, мистер Мейсон, даже если первый шаг получилсядовольно грубым. Видите ли, полиция знает, что, имея дело с мошенником, онаимеет дело с человеком, обладающим высоким интеллектом. Когда полициязанимается слежкой за мошенником, это иногда выглядит очень наивно. В моемслучае они очень грубо следят за мной.
– Грубая слежка? – осведомился Мейсон.
– Разумеется, вы с вашим опытом в уголовных делах понимаете,что это такое. Грубая слежка – это именно то, что под этим подразумевается. Онатак очевидна, что ее невозможно не заметить. Это то же самое, как если бы,внезапно открыв дверь, вы обнаружили за ней подслушивающую секретаршу. Она,конечно же, изобразила бы замешательство, повернулась и пошла по коридору,разглядывая имена и номера на дверях, словно ищет какой-то офис, который оченьтрудно найти.
– Это и есть грубая слежка?
– Это и есть грубая слежка.
– По-моему, полиция не надеется добиться слишком многого спомощью такой тактики.
– Полиция надеется добиться слишком многого с помощью такойтактики, – возразил Гидеон. – Грубая слежка всегда очень заметна, но довольнобессмысленна. Для умного человека улизнуть от нее – пара пустяков. Хотя быпроехать на светофор, когда меняется свет… – Гидеон замолчал и посмотрел наМейсона сквозь голубой дым сигары. Его полузакрытые глаза задумчиворазглядывали адвоката. Через некоторое время он сказал: – Успеха можнодобиться, если к этой игре подключить тонкую слежку. При ней следящие находятсяна заднем плане. Я их не вижу. По крайней мере, не должен видеть. Оторвавшисьот грубой слежки, я, преисполнившись уверенности, направляюсь в какой-нибудьмотель и останавливаюсь там под вымышленным именем; затем ночью переезжаю вдругой мотель; потом, вероятно, в меблированные комнаты и, наконец, убедившись,что полиция окончательно меня потеряла, забираю мои сорок семь тысяч долларов.По крайней мере, так думает полиция.
– И тогда вас схватят?
– И тогда меня схватят. Те, кто занимается тонкой слежкой,не будут отставать от меня ни на шаг.
– А отделаться от них невозможно?
– Ну, почему же, – ухмыльнулся Гидеон. – Это не просто, новполне реально. Требуется лишь время и некоторая сумма денег. А у меня, мистерМейсон, если честно, есть время, но не очень много денег.
– Понятно, – буркнул адвокат.
– Но я думаю, вы могли бы это исправить.
– Каким же образом?
– Мне кажется, мистер Хорас Уоррен будет рад несколькопосодействовать моей реабилитации.
– Вы полагаете, мистер Уоррен мой клиент?
– Я полагаю, он ваш друг, иначе вы не были бы у него вчеравечером. Я также полагаю, что ваше присутствие на этом тесном сборище не былолишено какого-то смысла. Подозреваю, что у вас официальный контакт с каким-тозаинтересованным лицом. Но не вижу причин забивать себе мозги такими, на мойвзгляд, пустяками. Дело в том, что мистер Уоррен примет любое ваше предложение,направленное на то, чтобы прошлое его жены не всплыло на поверхность и не сталодостоянием безжалостной публики.
– А, так вы угрожаете…
Гидеон поднял руки:
– Нет, нет, пожалуйста, мистер Мейсон! Пожалуйста!
– Тогда я, наверное, неправильно вас понял.
– Да нет, правильно. Дело вот в чем, мистер Мейсон. О каждоммоем шаге становится известно полиции. И то, что я здесь, тоже наводит наопределенные размышления. Зачем я пришел сюда? Каким образом я связан с вамиили вы со мной? И хотя моя переписка годами подвергалась цензуре, полициянемедленно предположит, что вы представляете человека, у которого находятся тесамые сорок семь тысяч долларов, и что я обратился к вам за тем, чтобы ихполучить.
– Понятно, – отозвался адвокат.
– Полиция начнет проверять ваших клиентов, особенно тех, ктосвязался вами и с кем связывались вы в последние несколько лет или с кем высвяжетесь после того, как я покину этот офис. Просто удивительно, наскольконекоторые полицейские оперативники хорошо знают свое дело. Они не хуже менямогут сложить два и два. Они, безусловно, прочли или прочтут колонку светскойхроники в вечерней газете.
– И что же?
– Прочтут и заинтересуются, почему вы нарушили ваше правилои пришли на, казалось бы, чисто светскую вечеринку. Начнут выяснять подноготнуювсех гостей и в конце концов обратят внимание на хозяина и хозяйку. А это будеточень плохо, мистер Мейсон.
Адвокат промолчал.
– Но если мистер Уоррен поспособствует моему финансовомублагополучию, это даст мне возможность отделаться от слежки и исчезнуть далекои надолго, – заявил Гидеон.
– Иначе? – спросил Мейсон.
– Иначе я попал в экономическую ловушку. Отправив меня втюрьму, меня обобрали до нитки, а выпустили только с так называемым «выходнымпособием».
Адвокат выразительно посмотрел на его одежду и сигару.
– Похоже, за короткий срок вы значительно преуспели.
Гидеон улыбнулся:
– Скажем так, я находчив и не лишен ума.
