– Просто я сложил два и два.
– А не расскажете ли мне, какие это два и два вы сложили?
– Конечно, – согласился Гидеон, откинувшись в кресле ибыстро оглядев офис, как это обычно делают люди, которым приходится мгновенно иточно оценивать окружающую обстановку. Затем спокойно пояснил: – Видите ли,мистер Мейсон, я – мошенник.
– В самом деле? – улыбнулся адвокат.
– Так считает правительство, – поправился Гидеон, – а судприсяжных согласился с ним.
– И последствия?
– Срок в федеральной тюрьме.
Мейсон с сочувствием покачал головой.
– Так вот, – продолжил Гидеон, – когда-то я занимался бизнесоми столкнулся лоб в лоб со справедливостью правительства. На меня тогда работалакрасивая молодая женщина Маргарет Лорна Нили.
– Насколько я понимаю, она не была замешана в мошенничестве?– уточнил Мейсон.
Теперь улыбнулся Гидеон:
– Правительство пыталось привлечь ее, но что-то там несостыковалось. Суд присяжных ее оправдал, а меня обвинил. Прокурор допрашивалнас вместе, вероятно, со злым умыслом, предполагая, что суд присяжных,располагающий очень слабыми доказательствами, облегчит свою совесть, оправдаводного подсудимого и осудив другого.
– Вас, кажется, это нисколько не огорчает? – заметиладвокат.
– Меня это нисколько не огорчает, – подтвердил Гидеон. – Чтотолку огорчаться? За последние годы я очень многому научился, мистер Мейсон. Втом числе и такому: не делай того, что в конечном счете не принесет тебевыгоды.
– Прекрасная позиция! – одобрил Мейсон.
– Кроме того, я научился и еще кое-чему. Миром, несмотря навнешний лоск цивилизации, движет древний принцип, согласно которому выживаетсильнейший. В борьбе за существование человек, который полностью безжалостен,имеет решительное преимущество над человеком, который следует так называемомуЗолотому правилу.
– Понятно, – кивнул адвокат. – Но вы до сих пор не сказалимне, зачем сюда пришли.
– Полезно читать газеты, – отозвался Гидеон, – особенносветскую хронику. В вечерней газете я прочел о неофициальном обеде, которыйустроил Хорас Уоррен, знаменитый финансист и прогрессивный бизнесмен, и о том,что приглашенные на него люди были потрясены присутствием мистера Перри Мейсонаи его красивой секретарши, мисс Деллы Стрит. – Он слегка кивнул в сторону ДеллыСтрит и добавил: – В газетной заметке, которую вы, мистер Мейсон, наверное, нечитали, говорилось: знаменитый адвокат так занят своей практикой, что впоследнее время редко бывает в обществе, и гости буквально носили его на руках.
– Я действительно не читал этой заметки, – подтвердилМейсон.
– А она между тем очень любопытная, – заявил Гидеон. –Учитывая, что Маргарет Лорна Нили теперь не кто иная, как миссис Хорас Уоррен,учитывая, что вы ведете не слишком активную светскую жизнь, однако были на этомобеде вместе с вашей секретаршей, я понял, что вас пригласили туда не случайно.Далее, будучи эгоистом, я предположил, что мое освобождение из тюрьмы каким-тообразом связано с вашим присутствием на обеде. Если бы миссис Уоррен захотелапосоветоваться с вами, она пришла бы к вам в офис. Если бы мистер Уорренпожелал посоветоваться с вами, он не стал бы трудиться приходить к вам в офис.Ваше присутствие в его доме в качестве гостя говорит о том, что вас наняли,чтобы вы более или менее тайно оценили ситуацию.
– Как профессионал, могу вас заверить: выводы, сделанные изневерных посылок, всегда неправильные, – отозвался Мейсон.
– Это неправда! – воскликнул Гидеон. – Знаете, ошибкиподобного рода мне не раз доставляли серьезные неприятности, поэтому я научилсяих не делать. Вернемся, однако, к нашему разговору, мистер Мейсон.
– О чем же вы хотите сказать?
– Полицию всегда интересовало местонахождение Маргарет ЛорныНили. И кажется, полицейские полагают, что мне известно, где она находится.Разумеется, вся моя переписка в последние несколько лет подвергалась строгойцензуре, и мне пришлось затаиться. Я не осмеливался ни писать кому-либо, нипросить кого-то писать мне. Однако мне удалось сохранить в голове информацию,которую никакие любопытные чиновники не смогут у меня выпытать. Вы не поверите,мистер Мейсон, но правительство фактически заявило, что незадолго до ареста мнеудалось получить сорок семь тысяч долларов наличными и спрятать их так, чтобывоспользоваться ими сразу же после освобождения. Вероятно, они считали, чтоденьги или по крайней мере половина их хранятся у моей сообщницы, МаргаретЛорны Нили. Вам, мистер Мейсон, живущему в социальном и финансовомблагополучии, наверное, трудно представить, насколько грубыми и высокомернымииногда бывают полицейские следователи.
– Я этого не замечал, – буркнул адвокат.
– А я и не думаю, что вы замечали, мистер Мейсон. Ведь, вконце концов, с вами полиция вела бы себя иначе, нежели с человеком, обвиненнымв заговоре с использованием почты для обмана.
– Вас обвинили в заговоре? – поинтересовался Мейсон.
– Это одно из обвинений. Всего их было пять. По трем из нихсуд присяжных меня оправдал только для того, чтобы показать своюбеспристрастность и справедливость, а по двум – обвинил. Основным обвинениембыл заговор. Ведь таким образом они рассчитывали привлечь к суду мою секретаршуи публично бросить пятно на ее репутацию. Слава богу, ей удалось исчезнуть, иследы ее полностью затерялись.
– Наверное, она очень умна, если ей удалось так скрыться, –заметил Мейсон.
– Она очень умна.
– И вероятно, у нее умные друзья, – предположил адвокат.
– Не исключено, – признал Гидеон. – Не возражаете, если язакурю?
– Ни в коем случае.
Гидеон отказался от сигарет, которые ему протянул Мейсон,вынул из кармана длинную, тонкую сигару, зажег ее, удобно откинулся в кресле иприветливо улыбнулся хозяину кабинета. Судя по аромату, сигара была дорогая.
– С вашим юридическим умом вы, несомненно, догадываетесь,почему я здесь, – проговорил Гидеон.
– Я предпочел бы, чтобы вы мне это сказали сами, – парировалМейсон.
– Это будет довольно грубо.
– Мы с мисс Стрит нередко встречаемся с грубостью, –ухмыльнулся адвокат.
– Я знаю, но грубое обращение так неартистично.
– Пока что ваше обращение вполне артистично, – заверилсобеседника Мейсон. – Так что мы квиты.
Гидеон вздохнул:
– Что ж, если вы хотите узнать подробности, я их вампредоставлю. Видите ли, правительство в конце концов освободило меня, продержавв тюрьме ровно столько, сколько предусмотрено законом.
