в этом шатре?
Автолик в деталях вспомнил тот ночной бой, в лагере под стенами Тунипа. Вспомнил, как бился спина к спине с Величайшим. Рамсес, одетый в одну лишь юбку-схенти, вооружённый хопешем и длинным кинжалом-сепедом, дрался, как лев. Вдвоём они продержались до подхода помощи.
Что было потом? Автолик помнил и это. Немногословную, но искреннюю благодарность владыки самого великого из земных царств.
А вот дальше зияла неприятная лакуна.
Тот бой, что швырнул его сюда, в шатёр бедняка, «Сам себе волк» никак не мог вспомнить. И уж, конечно, терялся в догадках, с кем была драка и где он теперь находится.
Каждое утро он слышал один и тот же звук — трущихся друг о друга камней. Помимо старика и его внука здесь обитали и другие люди. Он пару раз видел мельком женщин, одетых в длинные платья и платки, покрывавшие головы. Женщины, верно, мололи зерно ручными мельницами, отсюда и звук.
Он слышал голоса за пределами шатра, блеянье овец, временами пронзительные крики ослов. Ещё с тех самых пор, как мутное бурое пятно перед глазами начало проясняться и приобретать очертания внутреннего пространства шатра, он знал, что, очевидно, попал не к земледельцам-хананеям, а к кочевникам.
Шасу?
Так он первое время и думал, но потом по мере того, как в голове стало яснее, понял, что ошибся. Эти люди не походили на кочевников-шасу. У тех мужчины носили короткие одеяния, до колен, а его спасители Биридийя и Кариак рядились в долгополые рубахи. Автолик напряг память и вспомнил, что так одеваются амореи, сами себя звавшие сутиями. Некоторые из них обитали в городах, сея хлеб, а другие кочевали.
Но жили они намного севернее Аскаруни-Ашкелона, который осаждало войско Величайшего.
Главный город сутиев — Угарит. И из уст Биридийи Автолик действительно слышал пару раз это название. Но как он оказался на севере? Загадка.
День за днём солнце, как ему и положено, вставало на востоке и садилось на западе. В жизни стоянки сутиев ничего не менялось. Скрежетали жернова. Блеяли овцы. Лилось из кувшина молоко. Ветер трепал полог шатра. По вечерам до ушей раненого доносились протяжные песни женщин.
Понемногу он выздоравливал. Отступила лихорадка. Глядя на рану на бедре, Биридийя всё чаще удовлетворённо цокал языком. Стало легче и говорить. Кариак не затыкался, помогал себе жестами, и в этом нескончаемом словесном поносе Автолик мало-помалу начал кое-что понимать.
Он выяснил, где находится. Легче не стало.
Сутии стояли в дне пути от Угарита. Давно уже тут стояли и откочёвывать пока не собирались.
Так что же его занесло в Угарит? Может тайное дело какое?
Это было похоже на правду. Он вспомнил свои беседы с Величайшим, рассказы о своём приключении на западе, встрече с хатти. О Хастияре.
Уж не Хастияр ли причина? Автолик помнил и беседу с высоким чати. Ещё до похода под Аскаруни тот дал ему, простому воину стражи фараона понять, что заинтересован в нём. И в его знакомстве с сыном Теретсаба.
Наконец, пришёл день, когда Автолик попробовал встать. Далось это нелегко. Он заново учился ходить и делал успехи. Биридийя кивал. С обычной своей кислой рожей, но Автолик чувствовал — старик доволен.
— Где ты меня нашёл?
— На берегу, — отвечал немногословный сутий, — лихие люди побили твоих. Бросили помирать.
— Дед Баал-Хададу приношенье нёс, — влез без спроса Кариак.
— Цыц! — гневно сверкнул очами на внука пастух.
Но подтвердил. Да, так и было. Шёл с богом говорить, а тут такое непотребство, священную землю осквернили.
— Потом десять дней очищали и окуривали! — снова вылез Кариак, — молились и постились все. Из-за тебя.
— Простите, — пробормотал Автолик.
— Из-за лихих людей, — уточнил Биридийя.
— Кто они были?
— Те, кто ходят по морю.
— Пираты?
Через пару дней, уже довольно уверенно стоя с палкой, он попросил Кариака отвести его на это место.
Вот лучше бы не ходил. Лучше бы сдох там в шатре сутиев, в блаженном неведении.
Стоя на берегу, он оглядывался по сторонам и с затаённой радостью отмечал, что помнит это место. Вот весело журчит ручей. Вот здесь лежал наполовину вытащенный на берег корабль. Тут развели костёр. А вот на этой коряге он сидел, когда...
«К нам гости, похоже».
«Тревога!»
«Амфитея, беги!»
Волны плескались, разбиваясь внизу о камни. Их шум был слышен и здесь, наверху. Ветер нёс запах водорослей и хвои, нагретой солнцем. Казалось, на этой земле всё было так от начала мира. Пройдут ещё тысячи лет и ничего не изменится. Что же горевать человеку, зачем сетовать на судьбу?
Он кричал, рухнув на колени. Кричал в бессилии, а потом выл, как измученный голодом волк в зимнем лесу, сознающий своё одиночество.
Сам себе волк.
Кариак в ужасе попятился.
«Амфитея, беги!»
Он потом долго сидел там, на берегу. Немигающим взором смотрел на море, на безмолвные скалы. На равнодушное небо.
Позже, когда приковылял обратно на стоянку, расспросил Биридийю, не находил ли он там женщину. Нет. Среди мёртвых тел женщины не было. Она бежала вверх по тропе. К алтарю. Оттуда один выход. Он его видел. Скалы, волны.
Может она ещё жива? Женщины — всегда ходовой товар.
Он сжал зубы. Это вряд ли. Слишком хорошо он её знал.
Хоть и оставалась ещё ничтожная возможность, что она жива — где теперь искать? Он даже не знал, кто были те убийцы. Пираты.
Он идёт по тропинке, петляющей среди можжевельников, слушает, как поют птицы. Улыбается своим мыслям. За спиной слышны быстрые лёгкие шаги...
Несбыточная мечта. Насмешка богов.
Лучше бы принять смерть и отправиться к предкам, чем вот так вновь обрести память и ощутить жизнь во всей её горечи.
Как он удержался от того, чтобы перерезать себе вены?
Сам не знал.
Шло время. Он почти полностью поправился. Память вернулась. Снова помнил всё. Долго копался в голове, пытаясь выудить хоть малейшую зацепку — кто. Но так и не смог.
Попытался вспомнить, как получил тот удар. В этом преуспел больше. Помог и Биридийя, подробно описал рану.
— Крови много. Всё лицо в крови. Страшно смотреть. Но череп-то целый, не лезвием били.
Ну конечно, секирой тот верзила был способен быка пополам развалить. Как так вышло-то? Либо кто-то другой его приложил или тот верзила обухом. Обух тупой, но, если краем ударить да слегка по касательной — кожу сдерёт. Крови много будет. Так и вышло. Просто оглушили его, получается. А что
