— Отчего же?
— А вот оттого! — сказал мистер Миглз,покачивая головой с серьезным видом. — Все эти украшения ему придется заперетьв чемодан, когда он приедет сюда. Здесь они ни к чему. Англия в этом вопросекак собака на сене: сама не жалует своих верных сынов орденами и не позволяетим красоваться теми, что пожалованы в чужих краях. Нет, нет, Дэн! — сказалмистер Миглз, снова покачав головой. — Здесь это ни к чему.
— Если бы вы привезли мне вдвое больше денег,чем я потерял, — вскричал Артур, — вы не осчастливили бы меня больше, чем этимиизвестиями о Дойсе.
— Еще бы, еще бы, — подхватил мистер Миглз. —Я в этом не сомневался, мой друг, оттого и поторопился выложить вам все. Новернусь к рассказу о том, как я ловил Дойса. Я сумел-таки его изловить.Разыскал его среди каких-то черномазых, выряженных в женские чепцы размером навеликаншу — не то арабы, не то еще что-то такое же несусветное. Ну, вы знаете!Он как раз собирался ехать ко мне, а тут я приехал к нему, и в общем мывернулись вместе.
— Так Дойс в Англии? — воскликнул Артур.
— Ну вот! — сказал мистер Миглз, беспомощноразводя руками. — Не гожусь я на эти дела, честное слово! Не знаю, что бы изменя получилось, вздумай я пойти по дипломатической части — но только недипломат! Короче говоря, Артур, мы оба вот уже две недели как вернулись вАнглию. А если вы меня спросите, где сейчас Дойс, так я вам отвечу без обиняков— он здесь! Ну, наконец-то я могу вздохнуть свободно!
Дойс выскочил из-за двери, горячо пожал Артуруобе руки, и сам договорил остальное.
— Мне нужно сказать вам только три вещи,любезный Кленнэм, — начал он, своим гибким пальцем по очереди рисуя на ладонитри цифры, — и это не займет много времени. Во-первых — ни слова более о том,что произошло. В ваши расчеты вкралась ошибка. Я хорошо знаю, как это бывает.Разлаживается весь механизм, и в результате — авария. Теперь вы умудрены опытоми больше такой ошибки не совершите. Со мной это сколько раз случалось в моейработе. На ошибках человек учится, если он склонен учиться; а вы слишком умны, чтобыне извлечь пользу из полученного урока. Итак, это во-первых. А во-вторых, мнеочень жаль, что вы приняли случившееся так близко к сердцу и замучили себяупреками. Я уже спешил домой, чтобы уладить все эти дела с помощью нашегодруга, но тут мы с ним встретились, о чем вы уже слышали от него. В-третьих, мыоба сошлись на том, что после всего перенесенного вами, после болезни, последолгого упадка душевных сил, будет лучше, если мы уладим все дела без вашеговедома, а потом придем и объявим: все в порядке, доброе имя фирмывосстановлено, она в вас нуждается больше, чем когда бы то ни было, а длянашего общего дела открываются новые, заманчивые перспективы. «Вот и все, что яхотел сказать. Но вам известно, что в технике всегда делается допуск на трение;вот и я оставил себе возможность добавить напоследок несколько слов. Дорогоймой Кленнэм, я доверяю вам, как доверял всегда; от вас зависит быть настолькоже полезным мне, насколько я был или мог быть полезным вам; ваша стараяконторка ждет вас, и чем скорей вы к ней вернетесь, тем лучше. Здесь вас большеничто не задерживает.
Наступила пауза, в течение которой Артур молчастоял у окна, спиной к остальным; его будущая жена подошла к нему и сталарядом.
— Я только что высказал предположение,которое, пожалуй, было неверным, — сказал, наконец, Дэниел Дойс, прерываязатянувшееся молчание. — Я сказал, что ничто больше не задерживает вас здесь.Но сдается мне, вы предпочли бы выйти отсюда не раньше завтрашнего утра. Необладая особой проницательностью, я, кажется, догадался, куда бы вы хотелинаправиться прямо из стен тюрьмы.
— Догадались, — отвечал Артур. — Это нашезаветное желание.
— Превосходно, — сказал Дойс. — В такомслучае, я просил бы у этой молодой леди позволения на одни сутки заменить ейотца, и если она окажет мне такую честь, проехаться со мной к собору святогоПавла, где у нас найдется одно маленькое дельце.
И спустя несколько минут Дойс с Крошкой Дорритушли вдвоем, оставив мистера Миглза, пожелавшего сказать еще кое-что своемудругу.
— Пожалуй, Артур, вы тут обойдетесь завтра безнас с мамочкой, так что нам можно не приходить. Все это непременно напомнило бымамочке Бэби, а вы ведь знаете, какая она у меня чувствительная. Пусть уж лучшесидит дома, в Туикнеме, а чтобы ей не было скучно, посижу и я вместе с ней.
На этом они распрощались. И день прошел, апотом прошла и ночь, и настало утро, и с первыми лучами солнца в тюрьму явиласьКрошка Доррит в обычном своем простеньком платье, и с одной лишь Мэгги вкачестве спутницы. Убогая тюремная обитель стала в этот день обителью счастья.Пожалуй, нигде в мире не нашлось бы комнаты, где бы все так дышало тихойрадостью.
— Любимая моя, — сказал Артур. — Зачем этоМэгги разводит огонь в камине? Ведь мы сейчас уходим отсюда.
— Это я просила ее. Мне пришла в головусмешная фантазия. Я хочу, чтобы ты сжег одну вещь, которую я тебе дам.
— Какую вещь?
— Вот эту сложенную бумагу. Если ты своейрукой бросишь ее в огонь, мое желание исполнится.
— Так ты, оказывается, суеверна, милая КрошкаДоррит! Это что, примета такая?
— Называй как хочешь, дорогой, — ответила она,со смехом приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его, — только сделай то, очем я прошу, когда огонь разгорится.
В ожидании они стояли вдвоем перед камином —Кленнэм обнимал за талию свою нареченную, и пламя, разгораясь, отражалось в ееглазах, как бывало не раз в этой самой комнате.
— Ну как, уже достаточно ярко горит? — спросилАртур.
— Достаточно, — отвечала Крошка Доррит.
— А заклинания никакого не нужно произноситьпри этом? — спросил Артур, держа бумагу над самым огнем.
— Если хочешь, можешь сказать: я люблю тебя, —отвечала Крошка Доррит.
Так он и сделал, и бумага полетела в огонь исгорела.
Они прошли через пустынный еще двор, никем непотревоженные, хотя из многих окон украдкой глядели на них тюремные обитатели.В караульне был только один дежурный сторож — старый знакомый. После того какони тепло и дружески простились с ним, Крошка Доррит еще раз обернулась спорога и протянула ему руку со словами:
— Прощайте, добрый мой Джон. Желаю ваммного-много счастья, голубчик.
