Ничто, казалось, не могло сравниться с площадью во времяобычного представления. Под арками сидели рассказчики, собиравшие вокруг себягруппы слушателей, а вокруг расхаживали патриции в роскошных одеяниях ифланировали дамы в ярких нарядах из набивного шелка, столь непохожих на течерные платья, в которых они обычно посещали церковь по праздникам; даже внищих присутствовало какое-то очарование.
Но была еще и Мерчериа[13]. Тонио увлекАнджело за собой к часовой башне собора Сан-Марко и вскоре уже торопливо шагалпо вымощенной мрамором улице, на которой смешались все виды торговли и ремеслаВенеции. Здесь теснились лавки кружевниц и ювелиров, аптекарей и шляпников,продававших экстравагантные головные уборы, украшенные фруктами и птицами, а внекоторых витринах красовались большие французские куклы, разодетые попарижской моде.
Но Тонио восхищали даже самые простые вещи, и он спешил кбулочным на улице Панеттерия, толкался в лавчонках рыбного рынка, а добравшисьдо моста Риальто, бродил там среди зеленщиков.
Конечно, Анджело и слушать не желал о том, чтобы присесть вкаком-нибудь кафе или в таверне, а Тонио ужасно хотелось отведать дешевой еды иплохого вина, может быть, просто потому, что все это выглядело так экзотично.
Однако он пытался не глупить.
Всему свое время. Анджело походил скорее не на молодогочеловека, а на высохший стручок, а поскольку он теперь был ростом ниже, чем егопорывистый воспитанник, то, не дав ему времени на раздумья, можно было легковыкинуть какую-нибудь новую шалость. Схватив газету с лотка уличногоразносчика, Тонио успевал прочесть кучу сплетен, пока Анджело понимал, что жеон, собственно, делает.
Но самым сильным соблазном для Тонио была книжная лавка. Онвидел, как в ней собираются богато одетые господа и пьют кофе и вино, а иногдаоттуда доносились взрывы смеха. Здесь говорили о театре, обсуждали достоинствакомпозиторов, авторов новых опер. Здесь продавались иностранные газеты,политические трактаты, стихи.
Анджело тащил его вперед. Иногда они бродили по центруплощади, и, совершая круг за кругом, Тонио испытывал огромное наслаждение отэтого движения вместе с толпой и то и дело радостно пугался шумно взмывающихввысь голубей.
Если бы он подумал о том, что Марианна сейчас дома зазадернутыми занавесями, он бы заплакал.
* * *
Они выходили в город уже четыре дня, причем всякая следующаявылазка была более занимательной и волнующей, чем предыдущая, и на четвертыйдень заметили на улице Алессандро, а потом произошло маленькое событие,повергшее Тонио в ужас.
Он был счастлив видеть Алессандро и, когда тот направился вкнижную лавку, решил воспользоваться представившейся ему возможностью. Черезпару минут — Анджело не успел даже перехватить его — он оказался внутри забитойлюдьми маленькой лавки, среди ароматов табачного дыма и кофе, и легонькокоснулся рукава Алессандро, чтобы привлечь его внимание.
— Ваше превосходительство! — Алессандро быстрообнял Тонио. — Какая приятная встреча! Куда вы идете?
— За вами, синьор! — ответил Тонио, немедленнопочувствовав себя маленьким и смешным.
Но Алессандро был очень любезен и тут же стал говорить отом, как ему понравился их недавний ужин. Все вокруг, похоже, были занятыбеседой, так что Тонио почувствовал уютную незаметность. Кто-то говорил обопере и о новом неаполитанском певце, Каффарелли.
— Он — величайший певец в мире, — донеслось донего. — Что вы об этом скажете?
Потом кто-то отчетливо назвал фамилию Трески, а потом сноваповторил: «Трески», но с именем Карло — «Карло Трески».
— Вы нас не представите? — послышался тот жемужской голос — Ведь это Марк Антонио Трески, правда?
— Вылитый Карло, — сказал кто-то, и Алессандро,мягко повернув Тонио к кучке молодых людей, начал перечислять их имена, и оникивали, представляясь, а потом кто-то спросил Алессандро, считает ли он, чтоКаффарелли — лучший певец в Европе.
Все это казалось Тонио чудесным. Но внимание Алессандро былополностью обращено к нему, и во внезапном порыве чувств он предложил певцувыпить с ним по бокалу вина.
— С превеликим удовольствием, — откликнулсяАлессандро. Он выбрал две английские газеты и быстро за них уплатил. — Чтодо Каффарелли, — кинул он через плечо, — то я узнаю, насколько онвелик, когда услышу его.
— Это новая опера? Этот Каффарелли приезжаетсюда? — спросил Тонио. Ему здесь нравилось, и нравилось даже то, что всехотели познакомиться с ним.
Но Алессандро вел его к двери; несколько человек поднялись,чтобы кивнуть ему.
А потом случилась встреча, которой суждено было поменятьцвет неба и вид белоснежных облаков и омрачить весь этот день.
Один из молодых патрициев проследовал за ними в аркаду.Высокий блондин с проседью, с кожей такой смуглой, словно он побывал в какой-тотропической стране и ему там пришлось несладко. На нем было не официальноеплатье, а широкий и свободный табарро[14], и было во всем егооблике что-то почти угрожающее, хотя Тонио, мельком взглянув на него, не могпонять, почему ему так казалось.
— Вы не могли бы выбрать кафе? — обратился Тонио кАлессандро.
Это был хитрый план. Анджело побаивался Алессандро, как,впрочем, побаивался теперь и самого Тонио. Наконец-то. Жизнь становилась вселучше и лучше.
Но тот человек неожиданно коснулся руки Тонио.
— Ты не помнишь меня?
— Нет, синьор. Должен признаться, нет, — улыбнулсяТонио. — Простите, пожалуйста.
Но тут же у него возникло какое-то странное ощущение. Тон,которым говорил этот человек, был вежливым, но его выцветшие голубые глаза,слегка слезящиеся, словно от какой-то болезни, смотрели на него холодно.
— Ну да. Но мне любопытно узнать, — продолжалмужчина, — давно ли ты получал известия от своего брата Карло?
Какое-то мгновение Тонио в изумлении смотрел на этогочеловека. Ровный шум площади вдруг превратился в нестерпимую разноголосицу, и вушах что-то громко застучало, искажая все звуки. Он хотел сказать поспешно:«Вы, верно, ошиблись», но услышал свое затрудненное дыхание и почувствовалфизическую слабость, столь для него необычную, что даже закружилась голова.
— Брата, синьор? — переспросил он. — Синьор,у меня нет брата.
