проходит непросто. Эйфория наступает не сразу.
Я вижу много мусульман, которые живут в ожидании заката, того момента, когда можно прервать пост. Весь день они только и ждут момента, когда набросятся на еду. В их сознании отпечаталось только ожидание, неприятное ожидание. Если это так, Рамадан им не поможет. Они пройдут мимо всех его благ. Всей энергии, которую он может дать.
Если ты истинно проживаешь время поста, когда наступает вечер, тебе не нужно и даже не хочется набрасываться на жратву. Ты провел день в состоянии медитации, ты подзаряжен, оживлен.
В Шаолинь я отправился для медитации, не за угощением! Я был там, чтобы восстановить ту невероятную энергию, которой наполняет медитация.
Медитация длилась в Шаолине четыре часа. Первым делом надо очистить сознание. Поначалу у тебя крутятся все эти мысли-паразиты, которые набрасываются на тебя, все дерьмо, которым ты забит каждый день, этого даже не сознавая.
Постепенно это начинает уходить, ты думаешь о своих ногах, о физическом дискомфорте, смотришь на тех, кто вокруг тебя и кто пребывает в медитации. Ты видишь все эти лица из средневековья, понимаешь, что участвуешь в чем-то таком, что существует с глубокой древности.
Мысли постепенно начинают тебя покидать, вскоре ты уже не чувствуешь ничего, кроме своего тела, больше не задаешь себе вопросов, не спрашиваешь себя ни о чем.
Ты вдыхаешь и выдыхаешь. Ни о чем не думая.
Ты – всего лишь бьющееся сердце.
Столь же свободное, как дерево, как животное. Ты возвращаешься к тому, что ты есть на самом деле, то есть к куску материи.
И тогда, через дыхание, через его ритм, ты находишь путь, который заполнит эту материю энергией.
Так ты вновь соединяешься с теми главными вибрациями, что живут в тебе еще до языка.
Те же вибрации, которые мы находим в ритме сур и в тибетском «ом».
Есть знание, которое исходит от этих волн, от их ритма, особое знание, очищенное от всех мыслей, которое нельзя перевести в слова.
Что-то исконное.
Энергия.
Может быть, божественная искра. Монада.
Это не имеет отношения ни к одной из религий, хотя в этом корень всех религий. Это глубокое вслушивание в себя.
Вскоре медитация становится похожей на реминисценцию. Напоминание.
Воспоминание о вещах, которые находятся в самой глубине нашей сущности. О совсем простых вещах. О том, чему нельзя научиться, чему не учат в школе.
Просто чувство. Почти животное. Благоденствие. Покой.
Оно всегда приходит через дыхание.
Дыхание, близкое к молитве.
Которое становится молитвой.
Возвращение к жизни в том, что в ней самое основное: вдох и выдох.
Этот покой – и есть подлинное Другое.
То, что прекращает войны, которые мы ведем с собой.
Это самая настоящая медицина.
Натуральная медицина.
Это способ добиться чистоты. Отмыться. Чтобы быть.
Очень просто.
Только и всего.
Когда ты слышишь «Преклони колени и поверишь», – важнее не то, что ты веришь, а то, что становишься на колени.
Входишь в медитацию, пребываешь в ней и длишь ее.
То, что ты есть на самом деле, твое телосложение, твоя материя, ты не можешь их познать, когда ты неизбывно погребен под словами и мыслями.
Когда тебе говорят, к примеру, что у тебя рак, не существует более ничего, кроме этого слова, ты замыкаешься в нем, окруженный облаком страхов и вопросов, ты сам становишься раком.
Мысль о раке, само слово «рак» становятся твоим единственным горизонтом.
Надо выйти за рамки этих бесплодных слов, ненужных мыслей.
Все твои страдания, все, что причиняет тебе боль, ты можешь смягчить, если умеешь общаться со своим телом.
Для этого нужно начать с размягчения, расслабления, с дыхания.
Это как любовь, – она всегда начинается с отказа.
Не мысли что бы то ни было решают, нет, но прежде всего – твое дыхание.
Мысли могут только растратить твою энергию.
Слишком много думая о чем-то, мы забываем жить.
Единственный способ отправить сообщение твоему телу – через дыхание.
Когда достигнешь состояния расслабленности, свободы, когда ум тебе больше не мешает, ты можешь визуализировать место своего тела, которое заставляет тебя страдать, и через дыхание войти с ним в контакт, общаться с ним, дышать внутри него и ослаблять любую боль.
Не случайно труднее всего расслабить те части тела, которые имеют отношение к словам, к речи. На самом деле это язык, через который выражаются все мысли, грудная клетка и глотка, которые пропускают воздух, оформляющий звуки в слова, нёбо, на котором, как на клавиатуре, играет голос.
Отсюда тибетское «ом», которое вносит во все эти части тела иной резонанс и позволяет добиться такого расслабления, что все слова и мысли перестают беспокоить.
Думаю, со своим телом можно сделать все.
У нас природная гибкость, как у животных.
Обычно именно язык нас сковывает, обилие мыслей.
Когда, наконец, от них освобождаемся, мы обретаем Другое.
И свободу.
Музыка, в ее бесконечном разнообразии, гораздо значительнее, чем слова, это всеобъемлющее Другое.
Это вибрация, гармония, уравновешенность.
Резонанс.
Когда пою, дело обстоит точно так же, как когда кого-то слушаю. Я становлюсь чувствителен к вибрации, дыханию, веянию, но не к смыслу слов.
Что меня интересует, так это то, какая музыка выходит из другого человека, и то, как она будет согласовываться с моей.
Всякая музыка мира своими ритмами, перкуссиями, открывает нам окно в этот особый мир.
Услышав иранскую музыку, мы лучше понимаем иранцев: как они дышат, как живут.
Это другой язык, отличающийся от обычного, дающий доступ к самим себе и другим людям.
Логика Другого, которая проходит через человека.
В музыке не бывает ненависти.
Гармония – вещь необычайная, позволяющая нам вступать в новый диалог с самими собой, соприкасаться с новыми образами, новыми формами.
Унисон хора у Прокофьева, к примеру, сто сердец, поющих вместе, – это невероятное единение. Как и григорианские хоралы.
Я не знаю лучшего способа быть вместе в Другом.
Я всегда очень чутко прислушивался к телам других людей.
К тому, как они ходят, дышат, смотрят.
Тело – это лицо глубинного существа. Это мир.
Язык тела. По нему все можно прочесть. Оно никогда не лжет. Оно всегда предельно честно. Но, кроме беспокойства от боли, страха или его изношенности, мы мало интересуемся телом, нас мало занимает его экспрессия.
Мы ее игнорируем.
Мы остаемся в плену у духа, который попадает во все ловушки, но правит, запечатляет на теле свой закон.
Для актера тело – вот что самое важное. Надо отбросить текст, тело говорит гораздо больше и лучше всякой реплики.
В театре, если у меня случались провалы в памяти, я никогда не паниковал. Они были даже полезны. Они позволяли мне приручать время. Играть с ним. Что было еще интереснее, чем реплика, которую я забыл.
В тексте я с самого начала был более чувствителен к ритму и дыханию, чем к смыслу слов. Когда был молод, я учил свои тексты, катаясь на велосипеде. В такт движению педалей, работе тела, вдохам и выдохам. Для двенадцатистопных стихов это подходило идеально. Сегодня я играю с наушниками.
