найти. Поэтому не говори о ней так.
– Ой, да перестань, – тянет Урсула, – почему она вообще тебя волнует?
– Даже не знаю... потому что она человек? – даже перед друзьями я не могу признать правду. Я хочу, чтобы Малли вернулась домой живой и здоровой ради моих собственных амбиций.
– Это твоё первое настоящее дело, – говорит Джеймс. – Ты отлично справишься. Ты сможешь найти Малли.
– А мы поможем! – восклицает Урсула.
– Мы поможем, если ты сама этого захочешь, – поправляет девушку Джеймс, косясь на неё.
– Ага. Я хочу, чтобы вы, ребята, просто передавали мне, если услышите что-то на улицах, раз уж, сами понимаете... – говорю я.
– Люди не станут с тобой разговаривать, потому что считают, что ты предаёшь Шрам? – продолжила за меня Урсула таким тоном, словно они могут быть правы.
За сегодняшний вечер об этом упоминают уже во второй раз. У меня были трудности, когда я только поступила на стажировку, но мне казалось, что всё позади. Похоже, что нет. Я не знаю, как изменить чужое мнение. Если только доказать на деле, что цель моей работы на правительство – исправить ситуацию в Шраме и вернуть ему былое величие.
– Когда ты найдёшь Малли и вернёшь домой, люди поверят, что ты на нашей стороне. Даже если её никто не любит, она всё равно одна из нас, – говорит Джеймс.
– Боже, люди – отстой, – восклицает Урсула, поднимая бокал. – Но не вы, ребята!
– И не ты! – отвечаем мы с Джеймсом и чокаемся бокалами.
– Что думаете? – спрашивает Урсула. – Хотите сыграть в крокет?
– Ага. – Я спрыгиваю с барного стула. – Нужно вернуть своё имя на вершину списка рекордов.
– В моём личном списке ты всегда на самом верху, – говорит Джеймс.
– Меня сейчас реально стошнит, – морщится Урсула, поддёргивая верх платья; в её ушах покачиваются серёжки-обручи. – Даже не знаю, почему я с вами тусуюсь.
Они с Джеймсом смеются и обмениваются подколками. А я не могу избавиться от чувства, которое нарастает внутри: что вокруг назревает пока ещё не видимый шторм и что сейчас мы, возможно, веселимся вместе в последний раз, прежде чем этот шторм захватит нас. Я хочу предостеречь друзей. Я хочу удержать момент, когда мы все целы и невредимы. Я хочу заключить нас в непроницаемый кокон и улететь отсюда. Но не могу, потому что магия мертва, а желания больше не сбываются.
Поэтому я обнимаю своего парня и лучшую подругу, и мы вместе играем в крокет в полумраке, а потом танцуем так, что трясётся танцпол, потому что ничего другого нам не остаётся.
Глава шестая
Как бы люди ни пытались отрицать, что магия существует или существовала раньше, Наследники знают, что Королевский город не похож на другие места. Отголоски волшебства вокруг нас, словно всполохи света, напоминают, что нам известно далеко не всё и что некоторые вещи нельзя объяснить. Такие как погода, облака, Чудо-озеро и чёрные сердца, что помечают наши запястья, словно семена цветов, которые ждут, когда их напоят водой, чтобы прорасти. У нас есть Следы – отголоски магических способностей, которые должны были исчезнуть ещё одиннадцать лет назад. Так, например, Джеймс всегда знает, нахожусь ли я в одном с ним помещении, чувствует, грущу я или в опасности, а мне порой кажется, что мои сны что-то хотят мне сказать. А ещё есть это необъяснимое место, куда мы часто приходим, чтобы скрыться от чужих глаз. Это лучшее место во всём Шраме и, наверное, на целом свете, моя любимая дорожка из крошек хлеба и волшебной пыли.
Вечнозелёный сад.
Говорят, что сад не изменился даже после Великой Смерти благодаря тому, что здесь произошло множество хороших событий и исполнилось огромное количество желаний. Этот парк занимает целый квартал прямо в центре Шрама, и он от края до края заполнен пышными цветами, деревьями и кустами, которые нигде больше нельзя найти. У людей есть всего три цветовые колбочки, и наше зрение довольно тусклое, но, когда попадаешь в Вечнозелёный сад, с глаз словно спадает пелена и ты вдруг можешь видеть всё таким, как оно есть на самом деле. Такие цвета можно увидеть... нет, точнее, ощутить только за его позолоченными воротами. Переливается множеством оттенков сирень. Портики окружают георгины в экзотических красках цвета хурмы и питайи, сверкающие как бриллианты. Над чёрными розами, блестящими, как нефтяные пятна, переливаются радуги. В центре сада протекает ручей с кристально чистой серебристой водой и плавающими на поверхности священными лотосами.
Но лучшее, что есть в Вечнозелёном саду, – укромные уголки, скрывающие посетителей. Ступив сюда, ты остаёшься наедине с теми, с кем пришёл. Здесь всегда есть пятачки зелёной травы, где можно устроить пикник или просто лежать, глядя на звёзды. В Вечнозелёном саду никогда не случалось плохих вещей. Если кто-то пытается совершить зло, сад оживает и выталкивает нарушителя наружу. То же происходит и с глупцами, которые пытаются срезать ветки или поменять что-то в ландшафте. Однажды кто-то попробовал торговать здесь хот-догами с тележки и был выброшен за ворота секвойей. Это единственное место в Шраме и, возможно, даже во всём мире, где не может произойти ничего дурного и ничему не позволено меняться.
Мы с Джеймсом иногда приходим сюда, чтобы побыть в тишине наедине друг с другом. В отличие от остального Королевского города, тут время течёт медленно и спокойно.
Мы прячемся за клумбой с бархатцами, и две плакучие ивы укрывают нас ветвями. Мы опускаемся на траву, и земля под нами тёплая и мягкая, как пуховое одеяло.
– Джеймс?
– Да?
– Как думаешь, Малли мертва?
– А ты знаешь, как сделать свидание приятным, особенным и совсем не мрачным, – говорит Джеймс.
– Прости.
– Ничего. Это важно. Ты можешь спасти чью-то жизнь.
– Если её тело уже не валяется где-то на свалке.
– Нет. – Джеймс ложится на спину и притягивает меня ближе, так что я слышу размеренное биение его сердца. – Я так не думаю.
Я рада это слышать. Даже если его слова – просто интуитивная догадка, это уже отлично. Джеймс знает, когда кто-то его предаёт, и знает, кто ему верен. А ещё он чувствует, когда человек находится в безнадёжном положении.
– Я тоже не считаю, что она мертва, – говорю я. – Но я думаю,
