Сергей Мусаниф
Эпоха второсортных злодеев
Глава 1
Жара.
Солнце плавило асфальт, на улицах практически никого не было. Туристы попрятались в отелях и немногочисленных ресторанах, где работали кондиционеры. Самые отчаянные отправились на пляж, так что в районе набережной люди наверняка были. А здесь, в не самом туристическом из районов, стояли тишина и покой.
Что, как ты понимаешь, губительно для уличной торговли.
Местные появятся на улицах позже. Кто после работы, кто после сиесты, и будет примерно полтора часа, когда я не смогу даже присесть из-за наплыва покупателей. А потом до самого закрытия поток уменьшится до обычных двух-трех человек в час. Не самая интересная работа в жизни, и далеко не самая высокооплачиваемая, но она, по крайней мере, не требует никаких специальных навыков. Разве что умения считать сдачу.
Кондиционера в лавке не было, слишком дорого. Висевший под потолком вентилятор неторопливо перемешивал воздух широкими лопастями, но проку от того было, как от стеклянного молотка. Я смотрела телевизор и обмахивалась веером, который подарил мне Гарсия.
Около полудня забегал мальчишка Лопесов, взял коробку дешевых сигар для отца. В кредит, разумеется, и я внесла в гроссбух соответствующую запись. Гарсия, как и все торговцы, не очень любит, когда кто-то забирает его товар без денег, но глава семейства Лопесов — коп, а если ты не будешь доверять копам, кому тогда вообще будешь доверять?
Его сыну двенадцать. Конечно, у нас дома ему бы ничего не продали, но здесь смотрят на мир гораздо проще. Этим мне Белиз и нравится, особенно после всех сложностей, что были у меня в моей прошлой жизни.
Белиз — крошечная страна, о существовании которой вообще мало кто знает. Белиз не связан договором о выдаче кого-бы то ни было ни с одним государством мира. Это идеальное место для того, чтобы спрятаться ото всех, хотя бы на время.
Переждать, пока все о тебе забудут.
И даже авианосец уже уплыл.
По телевизору показывали какую-то мыльную оперу. Красивые люди в шикарных интерьерах страдали от недопонимания и неразделенной любви. Большую часть их проблем можно было решить одним откровенным разговором, но они упорно молчали о важном, беседовали о каких-то пустяках, а потом расходились по домам, где мужчины нервно наливали себе виски, а женщины рыдали в подушки. Раньше я бы такое смотреть не стала, а теперь — самое оно.
Раньше я не понимала тех, кто это смотрит. Сейчас понимаю.
Сериалы отлично помогают не думать. Хотя бы какое-то время не думать о том, какая фигня происходит в твоей жизни. Это идеальное ненапряжное зрелище для таких людей, как я. Прошлое ужасно, будущее неопределенно, зато Мария беременна от Хуана-Карлоса, а любит при этом Виктора, но не может ему в этом признаться и держит во френд-зоне, и все страдают, кроме злобной служанки, которая вечно подслушивает не касающиеся ее ушей разговоры и ворует ложечки.
Я даже всплакнула разок. Смахнула слезы, вытерла руку о широкую цветастую юбку.
Еще одно напоминание о моей новой жизни. Я теперь ношу юбки, в жару это гораздо практичнее. Кроме того, мои любимые джинсы уже почти перестали на мне сходиться.
Скоро я таки стану огромной. Пока, Боб!
Здравствуй, Большая Берта!
— Привет, Боб.
— Привет, Карлос. Не заметила, как ты вошел.
Карлос — владелец небольшой парикмахерской, что находится в двух дверях от табачной лавки Гарсии. Он же и единственный ее работник. Так-то у него в зале два кресла, но работает он всегда один, держать наемного сотрудника при небольшом количестве клиентов просто невыгодно.
Во втором кресле обычно спит Марко, большой, жирный, рыжий кот Карлоса.
— Я принес тебе лимонад.
Карлос живет в крошечной квартире над парикмахерской. Его мама делает отличный домашний лимонад.
Я с благодарностью взяла запотевший стакан — он даже вставил в него трубочку и зонтик — и сделала большой глоток.
— Отлично, как всегда.
— Зайдешь к нам сегодня на ужин?
Идея была крайне заманчивая. Готовит мама Карлоса превосходно, да и на продукты тратиться не придется, но мне не хотелось злоупотреблять их гостеприимством.
— Может быть, завтра.
— Ты вчера так же говорила.
Карлос хороший и мама у него тоже хорошая. Скорее всего, им просто меня жалко.
— Мама обещала приготовить кесадильи. Тебе ведь нравятся кесадильи, Боб.
— Ладно, уговорил.
Он довольно кивнул.
— Как торговые дела?
— Сам видишь, — сказала я. — Наверное, Гарсия меня уволит.
— Не уволит. Он хороший.
— Но небогатый.
— Сейчас у него сиеста, — сказал Карлос. — А после сиесты он отправится играть в бинго в салон донны Игнасии.
Салон — это громко сказано. Скорее, большая терраса, на которой имеют обыкновение собираться местные пенсионеры.
— Потом он пойдет в кафе на набережной и будет сидеть там до глубокой ночи, вспоминая с друзьями дела давно минувших дней, — продолжал Карлос. — Ему слишком нравится его жизнь, и он не променяет ее на эту лавку. К тому же, он все равно мало тебе платит.
— Это да, — согласилась я.
Но работодатели не выстраивались передо мной в очередь. Когда ты беременна и у тебя всего одна рука, твой выбор рабочих мест крайне ограничен. Я даже в официантки пойти не могла, одной левой полный поднос не удержать.
Поэтому, сколько бы Гарсия мне ни платил, я все равно была благодарна ему за эту возможность. Торговать в табачной лавке — не работа мечты, но где они, те мечты?
А запас наличности не безграничен, да и расходы впереди предстоят нешуточные. Памперсы, пеленки, распашонки, детские кроватка, присыпки, вот это вот все… Даже не представляю, как я со всем этим справлюсь.
Впрочем, я не первая, и все как-то живут дальше. Наверное, и у меня тоже получится.
Аренда домика, который снял для нас Реджи (где он, тот Реджи?) истекает через полтора месяца, и хотя мне там очень нравилось, я уже начала подыскивать себе что-нибудь подешевле.
Карлос облокотился на прилавок. Я закинула ногу на ногу и одернула юбку, чтобы закрыть шрам на лодыжке.
— Не хочешь зайти ко мне и уложить волосы, пока покупателей нет?
— А вдруг зайдет кто-нибудь?
Карлос смахнул со лба пот и красноречиво посмотрел на пустую улицу. Ну да, вряд ли. Но более благовидного предлога я найти не смогла.
— Сколько мы уже знакомы, Боб? — спросил он — Три месяца?
— Где-то около, — согласилась я.
— И за все это время ты ни разу не позволила моим
