безумно рад за тебя. Ты её найдёшь, не сомневаюсь. – Он облокачивается на стойку. – У этой девочки больше врагов, чем у любого другого человека в Шраме, из тех, кого я могу вспомнить. Придётся опросить целую кучу народа, это точно. Я хотел бы помочь тебе одержать твою первую победу, но, увы, я лишь обычный скромный бармен.
Я была почти уверена, что приду сюда и этой же ночью Дэлли раскроет дело за меня, а мне останется только пройти по дороге к признанию и славе, но я не позволяю своему разочарованию вырваться наружу.
– Рядом с ней был кто-нибудь?
– Из того, что я помню, она была одна. Она всегда одна, ты и сама знаешь.
– Но я видела, как она танцевала.
– Ага, она и танцует одна, постоянно одна. Это действительно грустно. Так жить опасно, если хочешь знать моё мнение. Сила в единстве и всё такое.
Я обдумываю всё, что говорит Дэлли. Где-то между этим местом и квартирой её отца с Малли произошло нечто, отчего девочка исчезла прямо с улицы. Я пытаюсь развить эту мысль дальше. Она живёт в том же здании, что и Урсула, где-то в шести кварталах отсюда. Через четыре квартала оживлённых заведений и ярких огней начинается складской район, и обстановка там гораздо мрачнее. Может, кто-то смог подкрасться к ней незаметно.
В одном я уверена точно. Урсула сегодня не пойдёт домой одна.
Урсула, словно услышав мои мысли, выбегает из толпы, взмокшая и улыбающаяся. Её светлые волосы прилипли к щекам, а грудь едва не выскакивает из декольте узкого чёрного платья.
– Ну наконец-то! – Она хватает меня за руку. – Давай, идём танцевать!
– Подожди. Постой здесь со мной.
Урсула закатывает глаза, но улыбается и забирает у меня напиток. Мою талию обвивают чужие руки. Я откидываюсь на Джеймса и позволяю телу расслабиться впервые с окончания сегодняшних уроков. Джеймс притягивает меня ближе, я поворачиваюсь на носочках и целую его.
Мы познакомились после гибели моей семьи, когда я начала жить в моём нынешнем доме с тётей Джией. Его отец был в тюрьме, а мать переехала в Мичиган, чтобы начать новую жизнь. Она обещала вернуться за Джеймсом, и пару лет мы жили в страхе, что мать вернётся и украдёт его. Джеймс хотел её увидеть. Возможно, хотел даже жить вместе с ней. Но Джеймс – это часть Шрама, а Шрам – часть его, и мысль о том, чтобы куда-то уехать, оказалась куда ужаснее жизни без матери. В конце концов однажды она вернулась, чтобы увидеть Джеймса, но им нечего было сказать друг другу. К тому времени он уже несколько лет жил у своей тёти Деллы.
А потом, когда нам было тринадцать, мы смотрели в чистое голубое небо, сидя на пожарной лестнице моего дома, и Джеймс сказал:
– Я не считаю, что мы просто друзья.
Я в это время размышляла о том, что облака в Шраме меняют форму иначе, чем в других местах: когда я подумала, что облако похоже на слона, оно начало маршировать по небу, приветственно высоко подняв хобот. Облака в Центральном городе, куда я ездила с Джией, чтобы оплатить счета, так себя не вели. Я в недоумении повернулась к Джеймсу:
– Ты не считаешь нас друзьями?
Это было невозможно. Мы всё делали вместе. Я не могла вспомнить, когда в последний раз ужинала без Джеймса. Я всегда была либо в его доме, либо в «Слоёном пироге», либо мы вместе сидели у меня в квартире.
– Я этого не говорил. Я сказал, что не считаю нас просто друзьями. Я сказал... – Он лёг на бок, подпёр голову рукой и погладил меня по щеке так, словно она была чем-то драгоценным. – Что хочу, чтобы ты стала для меня всем. Чтобы в этой жизни мы с тобой были только вдвоём против всего остального мира.
После этих слов мне больше всего запомнились облака, распустившиеся цветами с лепестками в форме сердечек. Ещё я помню чувство, словно склеилось что-то сломанное, заштопалось что-то порванное – хотя и не целое, но уже не такое беззащитное перед миром вокруг. И я помню ужас, который пришёл вслед за пониманием, что я обрела в своей жизни то, что ни в коем случае не хочу потерять. Даже несмотря на то, что я прожила достаточно долго, чтобы понимать, что ничего в этой жизни нельзя удержать по-настоящему.
– На вас смотреть тошно, ребята, – говорит Урсула, вырывая меня из воспоминаний. Она поднимается на мысках в такт музыке и отвечает кому-то в полудюжине чатов, а затем фотографирует себя улыбающейся с ломтиком лайма во рту. – Серьёзно. – Она с причмокиванием вытаскивает лайм изо рта. – Вы ругайтесь хоть иногда.
– И зачем нам это делать? – спрашивает Джеймс.
– Джеймс Верный, – говорит Урсула, поправляя декольте и одёргивая юбку. – Джеймс Великодушный. Хорошо, что в тебе есть мрачная нотка. Иначе с тобой было бы слишком скучно тусоваться.
– Оу, Урсула. Приятно узнать, что ты меня так высоко оцениваешь. Я прямо ощущаю, что начинаю думать о себе лучше.
Дэлли пододвигает к ним пару «Вороновых крыльев» и коктейль из колы и гренадина, а Джеймс протягивает деньги, которые он только что забрал у парней за бильярдным столом. Я держусь за его рукав, просунув под него палец. Я делаю так постоянно с тех пор, как мы начали встречаться. Джеймс встаёт рядом со мной, лицом к Урсуле.
– И что же случилось сегодня в великой стране хранителей мира? – спрашивает Урсула.
– Ну, кое-что и правда случилось.
– Расскажи! Расскажи!
– Мне поручили дело.
– Что? – Джеймс откидывается назад, чтобы лучше меня видеть.
– Ага. – Не знаю, почему, но я внезапно начинаю стесняться. – Дело Малли Сент. Она пропала.
– О, она наверняка уже сыграла в ящик, – говорит Урсула и глазом не моргнув. – Даже немного грустно. Я начинала подумывать, что когда-нибудь мы сможем подружиться.
– Урсула!
– Ну знаешь, она со всеми ужасно обращалась. Даже мне много кто желает неприятностей. Но я даю людям достаточно оснований, чтобы не пытаться мне мстить. Девушка должна уметь себя защитить, но я сомневаюсь, что Малли на это способна. Ей не хватает самообладания.
– Ладно, сейчас разговор идёт о том, что она куда-то пропала и пока, надеюсь, никуда не сыграла. Если нет, то я собираюсь её
