— С Кромарти как быть?
— Хрен с ним. Это тебе комиссар говорит.
— А если я откажусь?
— Слушай, сынок, ты пока еще состоишь в убойном отделе. Ты просто на отдыхе. Обязанности помнишь?
— Кое-что помню.
— Вот и хорошо. Значит, договорились.
— Ну ты и жопа!
— Приходи ко мне и повтори это старшему офицеру. Значит, так: в первую очередь поговоришь с миссис Бургойн, приемной дочерью. Ее попросили приехать посмотреть, как там и что, где-то через час она будет. Парни из Кромарти ей откроют.
— Ее допрашивали?
— Так, пока не серьезно. Нам нужно, чтобы ты был там с ней. Узнай, что было в ящиках, может, она заметит, что еще что-нибудь пропало, увидит что-то необычное, подаст какую-нибудь идею.
— И для этого нужен старший офицер? Найди какую-нибудь мелюзгу из дорожной полиции, пусть выполняет все твои указания.
— Извини, извини, извини. Какие мы, оказывается, чувствительные!
— А еще кто в семье есть?
— Близких нет. Был приемный сын, брат Эрики. Как она говорит, очень давно утонул на Тасмании.
— «Как она говорит»?!
— Проверим, хорошо? Найдем какую-нибудь мелюзгу из дорожной полиции, он и проверит. Дай ему подробные указания.
— Ладно, не учи.
* * *
Кэшин поднялся к дому Бургойна по крутой дороге, уходившей вверх от шоссе, миновал ворота, аллею из тополей и припарковался там же, где и в прошлый раз. Гравий был испещрен многочисленными следами шин.
Он ждал, слушал радио и вспоминал, как они с матерью вечно переезжали, как он знакомился с разными детьми, некоторые из них были совсем дикие, даже в школу не ходили, болтались целыми днями по пляжу, обгорали на солнце до черноты, так что с них ошметками слезала кожа. Вспомнился мальчишка, который учил его серфингу где-то в Новом Южном Уэльсе, кажется в Баллине. Звали его Гэвин. Он тогда одолжил Кэшину свою продырявленную доску.
— Тут акула раскусила одного парня пополам, — пояснил Гэвин. — Так что ему доска больше не нужна, а ты бери пока, учись.
Когда они уезжали, Гэвин отдал ему доску насовсем. Где сейчас этот Гэвин? И где доска? Кэшину она так нравилась, он ее залатывал, заклеивал эту дыру как мог.
«Скучно мне здесь, дорогой. Поехали».
Мать всегда так говорила перед тем, как они снимались с места и двигались дальше на север.
Кэшин вышел из автомобиля, потянулся как следует, прошелся по кругу. Машина уже приближалась.
Черный «сааб» проехал по аллее и остановился рядом с патрульной машиной. Из него выбрался водитель — крупный, коротко стриженный тип в джинсах и кожаной куртке нараспашку.
— Привет, — поздоровался он. — Джон Джейкобс, частное охранное агентство «Ортон». Раньше служил в ГСН. Удостоверение предъявите.
ГСН, группа специального назначения, считалась подразделением высшего, едва ли не божественного порядка. Попасть туда было всяко почетней, чем вылететь из полиции за трусость или буйную психопатию.
Кэшин посмотрел на свою машину:
— Машина моя. По-вашему, я опасный преступник, который взял да и угнал патрульный автомобиль?
— Кто вас знает, — ответил Джейкобс. — Ничему не верить — стандартная полицейская практика.
— Вот именно, — подтвердил Кэшин. — И это мне полагается спрашивать документы. Так что предъявите удостоверение.
— Заставляете даму ждать, — заметил Джейкобс. — Что, посветить? Помощь точно не нужна?
— Сейчас чем занимаетесь?
— Да вот, охраняю мисс Бургойн. А вы что подумали?
Кэшин вернул ему карточку. Джейкобс обошел свою машину сзади и открыл пассажирскую дверь. Вышла высокая стройная блондинка, и ветер тут же разметал ее длинные волосы. Она подняла руку и пригладила их. Кэшин предположил, что ей чуть за сорок.
— Мисс Бургойн?
— Да, — ответила сероглазая красавица.
— Детектив Кэшин. Полагаю, инспектор Виллани с вами уже говорил.
— Да.
— Не возражаете, если мы походим по дому? Только без мистера Джейкобса, вы не против?
— Не знаю, чего и ждать, — сказала она.
— Это всегда трудно, — согласился Кэшин. — Знаете, мы пройдемся по дому, и все. Глядите в оба — и скажите мне, если что-нибудь заметите.
— Спасибо. Ну что ж, зайдем через боковую дверь.
Она двинулась в сторону веранды. С восточной стороны к дому примыкала большая, усыпанная гравием площадка, окаймленная с боков валунами, а в конце — подстриженной живой изгородью. Эрика открыла стеклянную дверь, и они оказались в комнате, выложенной каменной плиткой, где вокруг низких столиков стояли плетеные стулья. Солнце не грело, но в комнате было тепло.
— Скорее бы уж все это кончилось, — сказала Эрика.
— Конечно. Мистер Бургойн хранил деньги дома?
— Понятия не имею. С чего бы?
— Так бывает. Эта дверь куда ведет?
— В коридор.
Они прошли в широкий коридор.
— Здесь спальни и гостиная, — пояснила она и открыла дверь.
Кэшин вошел следом за ней и включил верхний свет. В большой комнате с зашторенными окнами на каждой стене висело по большому рисунку тушью в черной рамке; все они явно принадлежали одной и той же руке. Сильными вертикальными линиями на них были изображены уличные сценки. Ни один рисунок не был подписан.
Широкую кровать закрывал белый плед, поверх которого лежали большие подушки.
— Здесь и красть-то нечего, — заметила Эрика.
Дальше шли две почти одинаковые комнаты, потом ванная и еще одна гостиная, поменьше.
Они вошли в большой холл, высокий, в два этажа, освещаемый естественным светом. Почти все пространство в нем занимала огромная лестница.
— Дальше две столовые — большая и малая, — объяснила Эрика.
— А наверху что?
— Еще спальни.
Кэшин заглянул в столовые. Там все вроде бы было в порядке. У двери в большую гостиную Эрика приостановилась и повернулась к нему.
— Сначала я, — сказал он.
В комнате слабо пахло лавандой и чем-то еще. Свет из окна падал на ковер, перед которым висела порезанная ножом картина. Пятно крови на полу закрывал кусок черного полиэтилена.
Кэшин прошел к большому резному шкафу кедрового дерева, который стоял у левой стены, и открыл дверцы. На полках теснились бутылки виски, бренди, водки, легкого коктейля «Пиммз», чинзано, шерри, всяческих ликеров, бокалы, стаканы для виски и мартини.
В небольшом холодильнике обнаружились содовая, тоник и минеральная вода, но не оказалось ни единой бутылки пива.
