С нашим-то ладно. Созданное вместо утраченной оболочки тело ограждало от очевидных проблем, вроде превращения в бесполезное и безвольное теневое желе. А вот с чужим… Я уже превратился в чудовище, место которому в Риоммском музее вселенских кошмаров, однако дальнейшее взаимодействие с машиной Обсерватории неминуемо должно привести к окончательному и бесповоротному уничтожению. И вот, похоже, именно этому и противился ихор. Будто ожив, он ускользал от ментальных попыток захватить его. Растворялся, как истинный дым. И не желал возвращаться.
После, наверное, сотой попытки подчинить черно-красные сгустки собственной воле, я застонал.
— Не получается! У меня ничего не получается!!!
Аргус, молча приблизившись, точь-в-точь как я в Преддверии, опустил ладонь на мое плечо и убежденно сказал:
— Получится. — И, внимательно заглянув мне прямо в глаза, мягко добавил: — Я знаю.
Я всегда считал такую поддержку банальностью, избитым до смерти клише, которым рассказчики выжимают слезы из слишком впечатлительных слушателей. Но я ошибался (и не впервые), и теплые слова друга, плечом к плечу с тобой готового встретить смерть, окрылили.
То, чем я стал, по идее, должно было лишиться способности пускать слезу, и тем не менее предательски защипавшие глаза не оставили сомнений в том, что человек во мне еще жил. И именно он, после всех совершенных ошибок, дал мне уверенности, чтобы снова вернуть себе власть над ихором. И чтобы вновь ухватиться за поводья и направить ситуацию туда, куда мне было нужно.
Я чувствовал, как снова ожили механизмы Обсерватории. Очередной волной энергии, слегка всколыхнувшей настил у нас под ногами, она заставила механизмы громыхнуть и протестующе, словно они понимали, что им предстояло совершить, заскрипеть.
— Поторопись, — вдруг сказал Аргус.
Его взгляд, вернувшийся к иллюминатору, оказался прикован к одному из риоммских акашей, на всех парах мчащегося в сторону локуса. То ли из-за гибели сущности, захватившей тело Измы, то ли причина была иной, но Тени явно почуяли, что им грозит и решили предпринять отчаянный ход. Силовое поле, окутывавшее саму Обсерваторию непроницаемым барьером, не позволяло им просто расстрелять ее издали, а вот протаранить на всей скорости — запросто.
И поэтому пришлось удвоить усилия.
Будем считать, что у меня открылось второе дыхание. Когда стоишь за чертой, а в твоих руках без малого судьба Галактики (а то, чего скромничать, и целой Вселенной) волей-неволей почувствуешь себя непобедимым. Страх, боль и усталость? Я позабыл, что это такое в тот миг, когда ихор вновь напитал каждую гайку и каждый шов Обсерватории темной энергией.
Всю конструкцию уже колотило в предсмертных судорогах. Перенасытившись ихором, она не выдерживала его силового напора и начинала потихонечку перегружаться. Крейсер Риомма от нас отделяли считанные километры. Учитывая его среднюю скорость, до конца оставались секунды. И я решил использовать их с толком.
Я позвал:
— Ди?
— Что?
— Тебя же, вроде как, ничего не берет, верно? Так вот, на случай, если вдруг выживешь, пожалуйста, передай от меня Диане привет.
Лицо стража в тот миг нужно было видеть! Дичайшая смесь изумления, возмущения и раздражения — во всех смыслах изумительный портрет!
— Да что ты за человек?!
Но я лишь подмигнул ему, а после запрокинул голову и засмеялся. По телу распространилась незамутненная легкость, какой не ощущалось даже в призрачном Преддверии. Я был на подъеме. И я посмотрел на него так, чтобы он наконец-то все понял. И сказал:
— Я тот, кто…
И я конечно же не успел договорить.
Критическое перенасыщение Обсерватории энергией и столкновение с акашем случилось как по заказу — синхронно. Я успел увидеть, как острый нос крейсера вгибает внутрь прозрачную стенку иллюминатора, а потом отпустил вожжи и вместе со всем, что находилось ближе, чем на световой год, исчез во вскипевшим черно-красным облаком взрыве.
Глава 35
Прощание
Вся россыпь лун Авиньона отразилась в блестящем черном корпусе «Шепота», когда он выскочил из гиперпространства, нацелившись на седьмой по счету спутник. Чуть меньше стандартной недели прошло с тех пор, как это кораблик видели в секторе ныне известном как Рваный Рукав, но никто, как водится, ничего толком не знал о произошедшем. Хотя слухов ходило немеряно.
Некоторые говорили, что лейры вернулись из небытия и с помощью своей черной магии сумели уничтожить сразу два флота. Кто-то утверждал, будто разверзлись врата в преисподнюю, из-за чего даже тамошнее солнце потемнело, и только совместными усилиями двух воюющих держав удалось предотвратить казавшуюся неизбежную гибель всего и вся. А кому-то это казалось несусветными выдумками и бредом сумасшедшего, помешавшегося на мистике и сказках. Кто-то даже верил, будто война между Риоммом и Тетисс все еще продолжается. Находились и другие, куда более экстравагантные выдумки. Тем не менее, все они, так или иначе, сходились в одном — без Теней там точно обойтись не могло.
Я невольно улыбнулся. Хоть о чем-то слухи не врали. Тени и впрямь изрядно навели шороху, хотя отголоски этой деятельности еще не раз аукнутся не только жителям Рукава Маса, но и всей Галактике. Впрочем, самое страшное позади. Что, несмотря на скепсис некоторых индивидов, все же не могло не радовать. По крайней мере, я по-прежнему был жив. Как и те, кто вдруг стал моей новой семьей.
— Риши? — оклик Гии, пилотировавшей «Шепот», вывел меня из задумчивого созерцания. — Ты уверен, что он там будет?
Я отвернулся от иллюминатора, за которым разрастался песчаный эллипсоид Семерки, и, прежде чем сердце успело екнуть, сказал:
— Он дал слово.
— Тоже мне гарант уверенности, — хмыкнул Затворник… нет, Эпине… хмыкнул Эпине, собственнически приобняв Гию за плечи. Той, кажется, было не слишком удобно, но она стоически терпела.
Я ухмыльнулся в ответ и плотнее закутался в полы старого потертого сюртука. Кажется, он прежде принадлежал Эпине, но по размеру подходил почти идеально.
— И все же это странно, — проговорила Гия.
Я не был уверен, к чему она так сказала, но на всякий случай решил согласиться.
— Пожалуй. — Сказав это, я снова уставился в иллюминатор. Там уже начинали маячить призраки моего совсем недавнего прошлого, готовые растерзать меня в клочья. Может потому он и назвал именно это место. Пепелище космопорта Глосса, где еще торчали ломанными клыками обожженные руины таверны «У Мар’хи». И место сожжения тела Мекета…
Глаза вдруг зачесались. И прежде, чем они успели наполниться слезами, я быстро сморгнул, а после еще несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул. Трудно было представить, что именно толкнуло Аргуса назначить встречу именно здесь, но отказаться я не мог. Хотя бы потому, что должен был убедиться в том, что прошлое меня не пугает.
