меня слышишь, пожалуйста, вернись ко мне…
Что-то дрогнуло под моими пальцами. Судорога? Когда я это осознала, мир перевернулся.
Ригель пошевелил рукой!
От волнения у меня перехватило горло, я не могла ни крикнуть, ни вздохнуть.
— Д… доктор! — просипела я.
Я вскочила и, спотыкаясь, бросилась в коридор.
— Доктор! — кричала я. — Доктор Робертсон, идите сюда! Скорее!
Вышедший на крик доктор Робертсон, увидев меня, сразу поспешил в палату.
— Что случилось? — спросил он через минуту, проверяя показатели на экране.
— Он отреагировал! — выпалила я. — Он услышал то, что я ему сказала. Он шевельнулся! Доктор перевел взгляд с монитора на меня, я стояла с покрасневшими от слез глазами и сцепленными в молитвенном жесте руками, худая и дрожащая.
— Что именно ты видела? — спросил доктор уже более осторожно.
— Он пошевелился. Я держала его за руку, и она дернулась.
Доктор Робертсон снова взглянул на показатели Ригеля, затем покачал головой.
— Мне жаль, Ника, но Ригель по-прежнему без сознания. Изменений в его состоянии я не наблюдаю.
— Но я почувствовала, — настаивала я. — Клянусь, он пожал мне руку, я не выдумываю.
Доктор вздохнул, потом вытащил из кармана халата что-то похожее на металлическую ручку. Фонарик. Приподняв веко, он направил тонкий луч света на зрачок Ригеля.
— Не реагирует.
Земля снова уходила у меня из-под ног. Растерянная и никчемная, я смотрела на Ригеля.
— Но я же… я…
— Коматозные пациенты могут время от времени шевелиться, — сказал мне доктор. — У них бывают судороги и спазмы, иногда они даже плачут. Но это ничего не значит. Его судороги — это просто рефлекторная, непроизвольная реакция на медикаменты.
Жалость в глазах доктора Робертсона повергла меня в еще большее отчаяние.
— Сочувствую, Ника.
И тут я впервые почувствовала нечто гораздо более болезненное, чем горячие слезы, — разочарование. Я поняла, как губительно цепляться за надежду.
Перед уходом доктор Робертсон похлопал меня по плечу, таким образом выражая сожаление, что лишил меня очередной иллюзии.
Остаток своего восемнадцатого дня рождения я провела рядом с неподвижным Ригелем, уставившись на воздушный шарик у него над головой. Сердце больше не щемило.
В детстве я слышала, что правда добавляет миру красок. Если правда от вас скрыта, вы не сможете увидеть реальность во всех ее оттенках. Однако «вся правда», как я теперь знала, может и лишить желания двигаться дальше.
У меня больше не было улыбок, чтобы дарить их Ригелю. У меня больше не было сказок, чтобы ему их рассказывать. У меня осталось только пустое сердце, которое гулко билось о ребра, как какой-то посторонний предмет. Иногда мне казалось, что оно вот-вот выкатится из моей груди и с глухим стуком упадет на пол. Но если бы так действительно случилось, я нагнулась бы и подобрала его с пола, даже не моргнув.
Я просидела в палате Ригеля до вечера, но медсестры пока не приходили сказать, что мне пора. Быть может, потому что они видели мои остекленевшие глаза и не смели оторвать меня от постели, которая, казалось, поддерживала жизнь не в одном сердце, а в двух.
Несколько дней назад мы отпраздновали мое восемнадцатилетие, и ничего не изменилось. Ригель по-прежнему был здесь, и я по-прежнему была здесь.
Возможно, мы останемся здесь навсегда.
У меня закончились истории, и частички света, которые я пыталась ему передать, гасли в его закрытых глазах, как спички.
Ничего не осталось. В душе была лишь зияющая пустота. И именно оттуда до меня донеслись слова, которые сопровождали меня на протяжении всей жизни:
«…Давным-давно в одном далеком селении жили люди, которые не умели плакать, — мой голос был рваным шепотом, — и не было в тех людях ни эмоций, ни чувств, а потому жили они с вечной пустотой в бесчувственных душах. Таясь от всех, замкнувшись в бесконечном одиночестве, жил там и маленький загадочный человечек. Этот нелюдимый ремесленник владел удивительным мастерством: из своих ясных, как стекло, глаз он испускал хрустальные слезы. Однажды на пороге его хижины появился сельчанин и, увидев слезы в глазах ремесленника, загорелся желанием испытать хоть малую толику чувств, а потому попросил у него для себя немного слез. Ни о чем в жизни он не мечтал так сильно, как о том, чтобы уметь плакать.
«Зачем тебе это?» — спросил его ремесленник голосом, мало похожим на человеческий. «Затем, что плакать — значит чувствовать, — ответил сельчанин. — В слезах таятся любовь и сострадание, а эти сокровенные переживания души больше, чем радость или счастье, позволяют почувствовать себя настоящим человеком».
Ремесленник еще раз спросил, точно ли сельчанин знает, о чем просит. И тот подтвердил. Тогда ремесленник вынул из своих глаз две слезы и всунул их под веки мужчине.
Сельчанин ушел восвояси, но по его примеру к ремесленнику с той же просьбой стали приходить другие жители. И он никому не отказывал…
По всему селению полились слезы. Люди плакали от злости, от отчаяния, от скорби и тоски — от болезненных переживаний. Кустарь внес смуту в чистые души, осквернил их чувствами пронзительными и мучительными. И человечество отчаялось, став таким, каким мы его знаем и теперь.
Вот почему каждый ребенок должен быть хорошим. Поскольку по природе своей он не злой, не подлый и не завистливый. Каждый ребенок должен быть умницей, потому что плач, истерики и ложь ему не свойственны.
А если ты обманешь, ремесленник сразу это почувствует. Стоит тебе солгать, и он сразу получает на тебя права и может забрать тебя, когда захочет. Он видит все чувства, которые тобой управляют, каждое движение твоей души. Его не перехитришь.
А значит, будь хорошим, дитя. Будь послушным. Будь добрым и всегда помни: нельзя обманывать Творца Слез».
Мои слова растворились в тишине, которая, казалось, застыла в ожидании концовки. концовки.
— Именно так я к нему и относилась, — призналась я. — Как они и хотели, чтобы мы все к нему относились — как к чудовищу, которого нужно бояться. И в этом моя ошибка.
Я посмотрела на Ригеля сквозь слезы. Я долго искала нашу сказку, не подозревая, что она была во мне с самого начала.
— Посмотри, Ригель, — грустно прошептала я, — ты заставляешь меня плакать. Значит, правда в том, что ты мой Творец Слез.
Я покачала головой, полностью раздавленная.
— Я поняла это слишком поздно. У каждого из нас есть свой Творец Слез…