— Феджин! — окликнул его тюремщик.
— Это я! — воскликнул еврей, мгновенно принимая тунапряженную позу, какую сохранял во время суда. — Старик, милорд! Дряхлый,дряхлый старик!
— Слушайте! — сказал тюремщик, положив ему руку нагрудь, чтобы он не вставал. — Вас хотят видеть, чтобы о чем-то спросить.Феджин, Феджин! Ведь вы мужчина!
— Мне недолго им быть, — ответил тот, поднимаялицо, не выражавшее никаких человеческих чувств, кроме бешенства иужаса. — Прикончите их всех! Какое имеют они право убивать меня?
Тут он заметил Оливера и мистера Браунлоу. Забившись в самыйдальний угол скамьи, он спросил, что им здесь нужно.
— Сидите смирно, — сказал тюремщик, все ещепридерживая его. — А теперь, сэр, говорите то, что вам нужно. Пожалуйста,поскорее, потому что с каждым часом он становится все хуже!
— У вас есть кое-какие бумаги, — подойдя к нему,сказал мистер Браунлоу, — которые передал вам для большей сохранностичеловек по имени Монкс.
— Все это ложь! — ответил Феджин. — У менянет ни одной, ни одной!
— Ради господа бога, — торжественно сказал мистерБраунлоу, — не говорите так сейчас, на пороге смерти! Ответьте мне, гдеони. Вы знаете, что Сайкс умер, что Монкс сознался, что нет больше надеждыизвлечь какую-нибудь выгоду. Где эти бумаги?
— Оливер! — крикнул Феджин, поманив его. —Сюда, сюда! Я хочу сказать тебе что-то на ухо.
— Я не боюсь, — тихо сказал Оливер, выпустив рукумистера Браунлоу.
— Бумаги, — сказал Феджин, притягивая к себеОливера, — бумаги в холщовом мешке спрятаны в отверстии над самым каминомв комнате наверху… Я хочу поговорить с тобой, мой милый. Я хочу поговорить стобой.
— Хорошо, хорошо, — ответил Оливер. —Позвольте мне прочитать молитву. Прошу вас! Позвольте мне прочитать однумолитву. На коленях прочитайте вместе со мной только одну молитву, и мы будемговорить до утра.
— Туда, туда! — сказал Феджин, толкая перед собоймальчика к двери и растерянно глядя поверх его головы. — Скажи, что я легспать, — тебе они поверят. Ты можешь меня вывести, если пойдешь вот так.Ну же, ну!
— О боже, прости этому несчастному! — заливаясьслезами, вскричал мальчик.
— Прекрасно, прекрасно! — сказал Феджин. —Это нам поможет. Сначала в эту дверь. Если я начну дрожать и трястись, когда мыбудем проходить мимо виселицы, не обращай внимания и ускорь шаги. Ну, ну, ну!
— Вам больше не о чем его спрашивать, сэр? —осведомился тюремщик.
— Больше нет никаких вопросов, — ответил мистерБраунлоу. — Если бы я надеялся, что можно добиться, чтобы он понял своеположение…
— Это безнадежно, сэр, — ответил тот, покачавголовой. — Лучше оставьте его.
Дверь камеры открылась, и вернулись сторожа.
— Поторопись, поторопись! — крикнул Феджин. —Без шума, но не мешкай. Скорее, скорее!
Люди схватили его и, освободив из его рук Оливера, оттащилиназад. С минуту он отбивался с силой отчаяния, а затем начал испускать вопли,которые проникали даже сквозь эти толстые стены и звенели у посетителей в ушах,пока они не вышли во двор.
Не сразу покинули они тюрьму. Оливер чуть не упал в обморокпосле этой страшной сцены и так ослабел, что в течение часа, если не больше, нев силах был идти.
Светало, когда они вышли. Уже собралась огромная толпа; вовсех окнах теснились люди, курившие и игравшие в карты, чтобы скоротать время;в толпе толкались, спорили, шутили. Все говорило о кипучей жизни — все, кроместрашных предметов в самом центре: черного помоста, поперечной перекладины,веревки и прочих отвратительных орудий смерти.
Глава 53
и последняя
Рассказ о судьбе тех, кто выступал в этой повести, почтизакончен. То немногое, что остается поведать их историку, мы изложим коротко ипросто.
Не прошло и трех месяцев, как Роз Флеминг и Гарри Мэйлисочетались браком в деревенской церкви, где отныне должен был трудиться молодойсвященник; в тот же день они вступили во владение своим новым и счастливымдомом.
Миссис Мэйли поселилась у своего сына и невестки, чтобы втечение остающихся ей безмятежных дней наслаждаться величайшим блаженством,какое может быть ведомо почтенной старости: созерцанием счастья тех, на когонеустанно расточались самая горячая любовь и нежнейшая забота всей жизни,прожитой столь достойно.
После основательного и тщательного расследованияобнаружилось, что, если остатки промотанного состояния, находившегося у Монкса(оно никогда не увеличивалось ни в его руках, ни в руках его матери), разделитьпоровну между ним и Оливером, каждый получит немногим больше трех тысяч фунтов.Согласно условиям отцовского завещания, Оливер имел права на все имущество; номистер Браунлоу, не желая лишать старшего сына возможности отречься от прежнихпороков и вести честную жизнь, предложил такой раздел, на который его юныйпитомец с радостью согласился.
Монкс, все еще под этим вымышленным именем, уехал со своейдолей наследства в самую удаленную часть Нового Света, где, быстро растративвсе, вновь вступил на прежний путь и за какое-то мошенническое деяние попал втюрьму, где пробыл долго, был сражен приступом прежней своей болезни и умер.Так же далеко от родины умерли главные уцелевшие члены шайки его приятеляФеджина.
Мистер Браунлоу усыновил Оливера. Поселившись с ним и старойэкономкой на расстоянии мили от приходского дома, в котором жили его добрыедрузья, он исполнил единственное еще не удовлетворенное желание преданного илюбящего Оливера, и все маленькое общество собралось вместе и зажило такойсчастливой жизнью, какая только возможна в этом полном превратностей мире.
Вскоре после свадьбы молодой пары достойный доктор вернулсяв Чертси, где, лишенный общества старых своих друзей, мог бы предаться хандре,если бы по своему нраву был на это способен, и превратился бы в брюзгу, если бызнал, как это сделать. В течение двух-трех месяцев он ограничивался намеками,что опасается, не вредит ли здешний климат его здоровью; затем, убедившись, чтоэта местность потеряла для него прежнюю притягательную силу, передал практикупомощнику, поселился в холостяцком коттедже на окраине деревни, где его молодойдруг был пастором, и мгновенно выздоровел. Здесь он увлекся садоводством,посадкой деревьев, ужением, столярными работами и различными другими занятиямив таком же роде, которым отдался с присущей ему пылкостью. Во всех этихзанятиях он прославился по всей округе как величайший авторитет.
Еще до своего переселения он воспылал дружескими чувствами кмистеру Гримуигу, на которые этот эксцентрический джентльмен отвечал искреннейвзаимностью. Поэтому великое множество раз на протяжении года мистер Гримуигнавещает его. И каждый раз, когда он приезжает, мистер Гримуиг сажает деревья,удит рыбу и столярничает с большим рвением, делая все это странно и необычно,но упорно повторяя любимое свое утверждение, что его способ — самый правильный.По воскресеньям в разговоре с молодым священником он неизменно критикует егопроповедь, всегда сообщая затем мистеру Лосберну строго конфиденциально, чтонаходит проповедь превосходной, но не считает нужным это говорить. Постоянное илюбимое развлечение мистера Браунлоу — подсмеиваться над старым егопророчеством касательно Оливера и напоминать ему о том вечере, когда онисидели, положив перед собой часы, и ждали его возвращения. Но мистер Гримуигуверяет, что в сущности он был прав, и в доказательство сего замечает, что вконце концов Оливер не вернулся, каковое замечание всегда вызывает смех у негосамого и способствует его доброму расположению духа.
