– Поняла, сказал брат, которому уже не терпелось продолжить читать эту книжку.
– Теперь можешь рисовать сколько угодно! – заключил он.
Я разукрашивала свои рисунки цветными карандашами, чтобы чем-то себя занять. И вообще мне не нравилось, что иллюстрации в романе какие-то плоские и совсем-совсем не неземные. Я полагала, что всё инопланетное должно быть ярким и сверкающим. А эти рисунки были какие-то очень уж будничные.
Я рисовала и раздумывала, но… Разве я могла представить, что через какие-нибудь десять лет, стоя на обледенелом крыльце нашего кирпичного дома, который сейчас ещё не достроен, я увижу нечто фантастическое. То, что очень изменит моё отношение к привычным вещам, вернее, позволит мне почувствовать и понять их намного глубже, чем я когда-либо могла себе это вообразить.
Звук поворачивающегося ключа в замке прервал мои размышления, а Володька, даже не разувшись, как был в кедах, прошёл в зал и положил передо мной новенькую большую книгу… Да! Это был «Урфин Джюс и его деревянные солдаты»! Я ахнула и с такой благодарностью посмотрела на брата, что он не выдержал и сказал:
– Ну, не будешь больше слёзы крокодильи лить? Смотри, а на картинке он и вправду ужасный! – брат ткнул пальцем на изображение злого столяра и таинственно проговорил:
– И ни капельки не страшно! – произнесла я и уселась поудобнее на старую бабушкину чёрную оттоманку разглядывать и читать новую книгу.
Глава одиннадцатая
История про Красную Шапочку… или пироги с Астрономией
Эмма Рудольфовна позвонила и сказала, что не сможет прийти на их с мамой посиделки, так как устала после сложной операции и буквально не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Мама вздохнула, оценив то количество румяных пирогов и ещё дымящийся курник и решила, что всё это добро нужно срочно спасать. Она велела мне накинуть кофточку с капюшоном, а сама, расстелив белое льняное полотенце на дно корзинки, положила туда большую часть вечерней выпечки. Протянула её мне и спросила:
– Ты же помнишь, где живёт тётя Эмма?
– Ага, но она опять будет там меня вареньем закармливать. И чай её зелёный я совсем не люблю, – пожаловалась я.
– Милая, ты же понимаешь, что так она заботится о твоих глазках, а черничное варенье – очень полезное и вкусное!
– Вот и ешьте его сами! Я отнесу твоей Эмме пироги, но только сразу домой, – ответила я, отправляясь с поручением и бубня на ходу ещё что-то в том же духе.
Настроение было испорчено, ведь меня оторвали от созерцания новых наборов спичечных этикеток, которые я ещё толком так и не успела рассмотреть, а тем более разложить их в альбомчики для марок. Брат подшучивал надо мной:
– Вот, видишь! Неправильное у тебя хобби. Для твоих этих этикеток даже альбомы не выпускают. А название! Это просто ужас!.. Филуменист.
Я совсем не сердилась на Володьку, пусть себе завидует! Зато, с каждым новым набором я могу узнавать о различных вещах, о которых вовсе не пишут в моих детских книжках.
Я шла по тропинке, вытоптанной между кустиками жёлтой акации. Сорвала маленький стручок и, сделав свистульку, уже немного повеселела, продолжив свой путь. Эммин дом стоял напротив строящегося Дома культуры. А в зелёном заборе, огораживающем строительную площадку, я вдруг заметила слегка сдвинутую в сторону досточку. «Наверное, кто-то из мальчишек решил пополнить свои запасы мелочи, не дожидаясь общего собрания и дальнейшей “экспедиции”», – подумала я. И сама не заметила, как свернула с тропинки и пошла прямиком к зелёному забору.
Поднявшись на второй этаж, я прошла в ту самую Сокровищницу. Но никого из ребят там не оказалось… Только я хотела потихонечку выбраться из комнаты наружу, как вдруг заметила, что в дверном проёме стоит незнакомый мне мужчина в сером рабочем халате.
– Это ещё что за Красная Шапочка? – спросил он, разглядывая мой капюшон, свалившийся мне по самые брови, когда я наклонилась, чтобы посмотреть среди щепок, а вдруг, опять заблестит какой-нибудь полтинник.
– А в корзинке действительно пирожки? – продолжал он, заметив моё перепуганное лицо.
– Да, пироги. Я несу их маминой подруге. Только вот побежала за котёночком, а он куда-то спрятался… Вы не видели его? – придумав на ходу ну хоть какое-то правдоподобное объяснение своему вероломному вторжению на территорию закрытой строительной площадки, – тихо прошептала я.
– Бегает тут какой-то время от времени, но сегодня я его ещё не видел, – произнёс он, уже не таким строгим голосом.
– А чья ты будешь, может, я твоих родителей знаю? – спросил мужчина.
Я ответила.
– Ого! Петра Степаныча дочка значит. Ну что, передавай батьке привет от Василия Ерёмина. Давай-ка, я тебя провожу, не дай Бог, споткнёшься ещё! – с отеческой заботой проговорил он.
– Вы ведь сторож, дядь Вась? – догадалась я.
– Да, смышлёныш!
– Тогда, вот, держите! – я протянула ему три больших пирога. – Мама напекла их целую уйму! Хоть вам будет, что съесть, а тётя Эмма всё равно одна…
Он положил пироги на стол, на газету, сначала разложив её, а затем, свернув, чтобы не стали они ужином для вдруг взявшихся откуда-то мух…
– Хорошо! Щедрая твоя душа! Но, чур, уговор! В следующий раз, когда захочешь своего котёнка поискать, приходи с отцом. Он-то знает, что я после аварии на инвалидности был. Теперь вот, сторожем здесь стал…
– Покажу тебе звёздное небо. Красоты такой, небось, не видала, а, Красная Шапочка? – шутил старый папин приятель, доведя меня до забора, и помахал на прощание правой, единственной, рукой.
Дома я рассказала отцу об этой встрече и о приглашении Василия Ерёмина. Отец на минутку задумался и спросил:
– А что, дочурка, не слишком устала передачки носить? Может, действительно, пойдём, на небо ночное посмотрим и старого моего приятеля навестим. По всему видно, плохо ему, – сказал отец, надевая шляпу и засунув нераспечатанную пачку сигарет в карман пиджака.
Когда мы подходили к строительной площадке, уже издалека заметивший нас дядя Вася, радостно крикнул:
– Что, Петро! Живы будем, – не помрём!
Мужчины обменялись рукопожатиями.
Долго вспоминали своих старых друзей. А я и правда нашла чёрного, словно из тёмного вечернего неба, материализовавшегося котёночка, прижала его к груди и как только могла, жалобно попросила отца взять его домой. Потому что и имя ему уже придумала…
– Пусть будет Ластик!
– Дочь! Ты же знаешь, такие вопросы у нас мама решает. Разрешит, значит возьмём. Нет, тогда не расстраивайся, договорились? – ответил отец.
Хотя, я уже была почти уверена, что мой Ластик станет нашим…
Кто-то громко ухнул, тяжело хлопая крыльями. Я подошла к открытому окну и увидела огромные круглые, жёлтые глаза. На толстой ветке тёмного дерева сидела настоящая, но почему-то очень сердитая сова. Она моргала своими большими глазами и, посмотрев на нас в последний раз, решила, что мы для неё не слишком подходящие, сорвалась с ветки и полетела в сторону Леса, в поисках другого, более приемлемого ужина.
