и скрытая боль.
– А ведь обычно художники стараются польстить заказчику, – пробормотала я. – Бедняжка.
Сдается мне, Джозеф Кларк и в юности не отличался добротой и тактом, и вряд ли жизнь его невзрачной жены была приятной.
Этан понимающе вздохнул.
– На этом браке настоял прадед. Старая кровь, влиятельная семья… А Джозеф в те времена мечтал о политической карьере.
– Не сложилось? – прокомментировала я с тайным злорадством.
Не то чтобы мне претили браки по расчету, по-своему это разумно и честно. Другое дело, когда супруги вдруг начинают требовать от своей половины чего-нибудь эдакого, договором не предусмотренного. Скажем, у тихой мышки – стать светской львицей, у дурнушки – внезапно похорошеть, а у ловеласа – хранить верность. Ничего хорошего из этого, разумеется, не выходит.
– Сложилось, но некоторое время спустя все пошло прахом. Не спрашивай из-за чего, я сам толком не знаю.
Я улыбнулась невесело.
– Позволь угадаю. Элфреда вскорости умерла?
– Как ты догадалась? – спросил Этан с интересом. – Они ведь могли развестись.
– Вряд ли эта девушка, – я кивнула на портрет, – дала бы мужу повод для развода.
– И точно не рискнула бы подать в суд сама, – согласился Этан, глядя на двоюродную бабку номер один с некоторым осуждением. Полицейские не любят тех, кто просто мирится со злом. – Бабушка говорила, что она смиренно несла свой крест.
Я поморщилась. Очень благородно – и очень, очень глупо.
– После Джозеф долгое время был один, – продолжил Этан, отступив на несколько шагов, чтобы лучше рассмотреть картины. Покачал головой и вновь повернулся ко мне. – Детей он отослал в школу, так что ничто не мешало ему жить в свое удовольствие. Повторно женился он, лишь когда дети выросли, на женщине вдвое младше. Бабушка как-то упомянула, каким шоком это для всех стало.
– Могу представить. Должно быть, мачеха была немногим старше пасынка?
– Младше, – поправил Этан, усмехаясь. – Скандал разразился жуткий. Оливию стали принимать, только когда она родила двоих детей. Это мне известно не от бабушки, поскольку к тому времени они с Джозефом успели рассориться.
– Всего детей у Джозефа четверо, – припомнила я.
Этан кивнул.
– Питер и Кларисса от первого брака, Сирил и Тереза от второго. Сложно представить, что Тереза – дочь этой красавицы, правда?
– Да уж, – согласилась я рассеянно. – Надо понимать, об обстоятельствах, при которых Джозеф второй раз сделался вдовцом, ты не осведомлен?
Муж поморщился и присел на подоконник.
– По правде говоря, о смерти первой жены я тоже мало что знаю. Возможно, это было убийство?
– Муж отрубил жене голову и поэтому несчастная стала призраком? – подхватила я иронично. – Дорогой, будь серьезнее. Ты же не хочешь меня убедить, что не опознал нашего призрака?
Полицейским, конечно, присуща некоторая твердолобость. Но не до такой же степени!
Этан рассмеялся, обнял меня за талию и притянул к себе.
– Мне нравится тебя дразнить, – сознался он мягко. – Разумеется, нашу леди-призрака опознать несложно. При таких-то, кхм, впечатляющих особых приметах!
Я покосилась на «особые приметы», выпирающие из декольте, – и впрямь впечатляли – и ткнула мужа пальцем в грудь.
– Раз личность призрака давно установлена, то почему мы до сих пор тут?
– Во-первых, – начал Этан обстоятельно, – тебя все равно пришлось бы посвящать в некоторые тонкости наших семейных взаимоотношений. И во-вторых, могу я спокойно поцеловать собственную жену?
И немедленно осуществил угрозу…
* * *
– Прошу. – Муж галантно распахнул передо мной дверь.
В коридоре вскрикнули.
– Черт побери!..
Мы с Этаном дружно выглянули наружу.
Мистер Макбрайд потирал ушибленный лоб.
Он благоухал одеколоном, а царапина от бритвы на щеке еще не перестала кровить. Кажется, не одна я сегодня проспала.
– Вы в порядке, сэр? – вежливо спросил Этан и тут же, не давая Макбрайду опомниться, поинтересовался: – Что вы тут делаете?
Хороший вопрос.
Я ожидала услышать: «Заблудился» – ответ столь же подозрительный, сколь и бесспорный.
Но мистер Макбрайд сознался с обезоруживающей улыбкой:
– Вас искал.
– Зачем? – искренне удивился Этан.
Сияющая улыбка Макбрайда исчезла, словно по щелчку выключателя.
– До меня дошли слухи, – начал он, понизив голос, и даже огляделся, чтобы убедиться в отсутствии лишних ушей, – что кто-то украл столовое серебро.
Этан откашлялся и сказал осторожно:
– Предположим.
Если ушлый мистер Макбрайд свяжется с газетчиками, то на пользу нам это не пойдет. Кларкам ни к чему скандал, особенно если к делу причастен кто-то из семьи.
Макбрайд отмахнулся.
– Бросьте. Шила в мешке не утаишь… В общем, я хочу, чтобы вы нас обыскали.
Этан от неожиданности моргнул.
– Простите, что?
– Бросьте, – повторил Макбрайд со вдруг проскользнувшим простонародным говором. – Я же понимаю, что мы тут самые подозрительные. Так что валяйте, обыскивайте.
Муж покосился на меня, я в ответ скорчила гримаску.
Если Макбрайд столь упорно напрашивается на обыск, то наверняка он ничего не даст. Либо совесть Макбрайдов белее снега, либо добычу они спрятали заранее и надежно. Благо закутков в Лонг-хаусе предостаточно.
– Разумеется, мистер Макбрайд, – голос Этана звучал успокаивающе, – если таково ваше собственное желание.
– Именно таково! – подтвердил тот энергично.
– Тогда не будем терять времени. Надеюсь, вы знаете обратную дорогу?
Я с трудом сдержала смешок. Пожалуй, вместо «разговоров» с призраками следовало бы поискать в библиотеке карту этого милого местечка.
– Конечно, – закивал Макбрайд. – Я… э-э-э… делал пометки.
Он продемонстрировал нам извлеченный из кармана мел.
Этан кашлянул.
– Очень, кхм, предусмотрительно, мистер Макбрайд.
– Профессия, знаете ли, обязывает, – сверкнул улыбкой тот. – Нам, клеркам, приходится быть осторожными.
– Ну да, ну да, – закивал Этан, насмешливо прищурившись.
Видно было, что в «банковского клерка» он, как и я, не верил ни на пенни.
– Тогда не будем откладывать! – предложил Макбрайд таким тоном, словно речь шла об оглашении завещания его богатого дядюшки.
Этан нехотя кивнул. Кропотливый обыск – а мой дорогой муж не способен делать что-то без подобающей тщательности – отнимет массу времени и вряд ли принесет хоть какие-то плоды.
– Я пока загляну на кухню, – быстро сказала я. Надеюсь, мне удастся найти дорогу. – Хочу обсудить с кухаркой рождественский пудинг.
– Конечно, дорогая, – сказал муж, бросив на меня выразительный взгляд.
Его немой укор я проигнорировала.
Вынуждена признать, что моя версия оказалась ничуть не состоятельнее версии Этана.
Тогда кто же, черт побери, украл эти ложечки?!
* * *
План был хорош. Сначала восхититься чистотой и уютом кухни, потом похвалить вчерашний обед, далее посетовать, что мне долгие годы пришлось обходиться без настоящего пудинга, – и дело в шляпе. Сердце (а главное, язык) любой альбионской кухарки завоевать похвалой нетрудно.
Вот только миссис Чемберс на приличную альбионскую кухарку походила не больше, чем ее чугунная сковорода – на изящную фарфоровую чашечку.
Я даже приостановилась на пороге. Загляделась на священнодействие, которое творилось у меня на глазах.
Кухарка негромко напевала, и ее грудной голос будил в душе что-то щемящее. Обнаженными до локтей смуглыми руками она месила податливое тесто. И было в этом действе нечто тревожащее, почти непристойное… Быть может, подпрыгивающая от каждого движения крепкая грудь, не скованная никакими бюстье? Капля пота, стекающая по шее? Манера облизывать крупные губы?
Волосы спрятаны под тюрбаном, оставляя открытой крепкую шею с коралловыми бусами. На высокой скуле – мазок белой муки. Босые ноги переступают по каменному полу в такт песне. Запахи
