Глава 1
Пату Харрису нравилась его должность: еще бы — капитан единственного судна на Луне! Глядя на пассажиров, которые, поднявшись на борт «Селены», спешили занять места у окон, он спрашивал себя, как пройдет сегодняшний рейс. В зеркальце заднего обзора он видел мисс Уилкинз. Очень эффектная в голубой форме сотрудницы «Лунтуриста», она добросовестно исполняла этюд «добро пожаловать». На работе Пат Харрис всегда старался думать о ней, как о мисс Уилкинз, а не как о Сью: это помогало не отвлекаться от дела. Что она думает о нем, он еще не выяснил.
Ни одного знакомого лица, все новички и все предвкушают свое первое плавание. Большинство, так сказать, типичные туристы — пожилые люди, привлеченные миром, который в дни их молодости был символом недосягаемого. Лишь четверо или пятеро моложе тридцати лет: скорее всего, работники одной из лунных баз решили использовать свободный день. Пат уже приметил: почти как правило, пожилые туристы — значит с Земли, молодые — жители Луны. Так или иначе, Море Жажды любого из них поразит… Вот оно, за иллюминатором, до самых звезд простерлась его мрачная, серая гладь. А в небе над морем неподвижно висит, не первый миллиард лет, Земля. Ее голубовато-зеленый убывающий серп заливал лунные пейзажи холодным светом. Да, здесь холодно… На поверхности моря, наверное, около ста шестидесяти градусов ниже нуля.
Поглядеть на него — ни за что не скажешь, жидкое оно или твердое. Ровная, непрерывная гладь, а ведь трещины и расселины избороздили весь лик этого мертвого мира. Ни бугра, ни валуна, ни камешка; ничто не нарушает однообразия. На всей Земле не найти ни одного моря — да что там, пруда! — с такой спокойной поверхностью.
Море Жажды заполнено не водой, а пылью. Вот почему оно кажется людям таким необычным, так привлекает и завораживает. Мелкая, как тальк, суше, чем прокаленные пески Сахары, лунная пыль ведет себя в здешнем вакууме, словно самая текучая жидкость. Урони тяжелый предмет, он тотчас исчезнет — ни следа, ни всплеска… Передвигаться по этой коварной поверхности нельзя, разве что на двухместных пы-лекатах, специально созданных для этого. И, конечно, на «Селене», удивительной помеси саней и автобуса, во многом похожей на вездеходы, которые десятки лет назад позволили освоить Антарктиду.
Техническое наименование «Селены» было П-1, то есть пылеход, первый образец (насколько было известно Пату, второго образца не существовало даже в проекте). Ее называли «кораблем», «судном», «лунобусом», кому как нравилось. Пат предпочитал говорить «судно», это исключало путаницу. Так никто не примет его за капитана космического корабля — звание, которым давно уже никого не удивишь.
— Добро пожаловать на борт «Селены», — сказала мисс Уилкинз, когда все наконец расселись. — Капитан Харрис и я очень рады вам. Наше путешествие продлится четыре часа, первая достопримечательность — Кратерное Озеро, в ста километрах на восток отсюда, в Горах Недоступности.
Пат не слушал знакомых фраз, он готовил машину к пуску. «Селена» была в сущности наземной разновидностью космического корабля; это и естественно, ведь она ходила в пустоте, и ее уязвимый груз нуждался в надежной защите от враждебной всему живому среды. Хотя «Селена» никогда не взлетала с поверхности Луны и приводилась в движение не ракетными двигателями, а электромоторами, все ее основное оборудование повторяло оснастку настоящей ракеты — и все полагалось проверять перед стартом.
Кислород — порядок. Двигатель — порядок. Радио — порядок. («Алло, Радуга, я «Селена», проверка. Принимаете мой маяк?») Стрелка инерциальной системы — на нуле. Камера перепада закрыта. Детектор утечек — порядок. Внутреннее освещение — порядок. Посадочный переход — отсоединен. И так далее, в общем больше полусотни узлов, каждый из которых при неисправности автоматически сам подал бы сигнал. Но Пат Харрис, как и все работники космических служб, мечтавшие дожить до глубокой старости, никогда не полагался на автоматическую сигнализацию, если можно проверить самому.
Наконец все готово. Заработали почти бесшумные моторы, но гребные винты были еще в холостом положении, и сдерживаемая швартовами «Селена» только чуть подрагивала. Пат слегка повернул лопасти левого винта; судно стало медленно разворачиваться вправо. Отойдя от здания вокзала, он лег на заданный курс и дал полный ход.
Судно отлично слушалось, несмотря на совсем новую конструкцию. Здесь нельзя было опереться на тысячелетний опыт, который человек начал копить еще в каменном веке, когда впервые спустил на воду бревно. «Селена» не знала никаких предшественников, она родилась в мозгу нескольких инженеров, которые, сев за чертежный стол, задались вопросом: «Какой должна быть машина, чтобы на ней можно было скользить по поверхности пылевого моря?»
Кто— то, вспомнив старину, предложил установить колеса на корме; но потом отдали предпочтение более эффективным винтам. Они ввинчивались в пыль, толкая «Селену» вперед, и кильватерная струя напоминала след небывало проворного крота, но она тотчас исчезала — и снова ровная гладь, никаких признаков того, что здесь прошло судно.
Приземистые герметические купола Порт-Рориса быстро уходили за горизонт. Меньше чем через десять минут они скрылись из виду, и «Селена» оказалась одна. Одна посреди чего-то такого, для чего ни в одном языке Земли еще не было настоящего имени.
Пат выключил моторы, дал судну остановиться и подождал, пока не воцарилась тишина. Он уже привык: пассажирам нужно какое-то время, чтобы осмыслить всю необычность того, что простерлось за иллюминаторами. Они пролетели сквозь космос, видя со всех сторон звезды, глядели вверх (или вниз?) на сияющий диск Земли, но это — это нечто совсем иное. Не суша и не море, не воздух и не космос — всего понемногу.
Прежде чем тишина стала гнетущей (пересаливать тоже нельзя, кто-нибудь может испугаться), Пат поднялся на ноги и обратился к пассажирам.
— Добрый вечер, леди и джентльмены, — заговорил он. — Надеюсь, мисс Уилкинз позаботилась, чтобы всем — было удобно. Мы остановились потому, что это место очень подходит для первого знакомства с Морем. Тут можно, так сказать, почувствовать его.
Пат Харрис указал на иллюминаторы и призрачное серое поле за ними.
— Как вы думаете, — тихо спросил он, — сколько здесь до горизонта? Или: каким показался бы вам человек, если бы он стоял вон там, где звезды как будто встречаются с лунной поверхностью?
Полагаясь только на зрение, невозможно было точно ответить на его вопрос. Логика подсказывала: Луна очень мала, горизонт должен быть совсем близко. Но чувства спорили. «Этот мир, — говорили они, — совершенно плоский и простирается в бесконечность. Он рассек всю вселенную надвое, и нет ему ни конца, ни края…»
Иллюзия не пропадала даже, когда человек узнавал ее причину. Глаз не может судить о расстоянии, если не на чем остановить взгляд, если он беспомощно скользит по унылой поверхности пылевого океана. Здесь не было даже того, что всегда есть на Земле, — атмосферы, легкой дымки, которая помогла бы определить, что ближе, а что дальше. И звезды — немигающие точечки света — были одинаково ярки над головой и у горизонта.
