…После этого разговора Габидулла Туржанович Туржанов и для нас троих стал другим человеком.
Блестящий выпускник исторического факультета Казахского университета, потом аспирант, он вместе со своей невестой, с которой они шли рядом по жизни ещё со школы, стали готовить диссертацию по теме, связанной с Великим Шёлковым путём. И диссертация эта обещала стать не очередной халтурой, не очередной компиляцией, на которые была так богата республиканская наука, а настоящим прорывом в своей области. Незамеченным такой замах не остался. Когда диссертация была почти готова, в её соавторы сначала великодушно предложил себя, а потом откровенно стал настаивать на этом человек, от расположения которого зависело всё будущее молодых учёных. Ни великодушного предложения Габидулла Туржанович не принял, ни грубого нажима не испугался. В итоге у диссертации так и осталось два соавтора. Но Габидуллы Туржановича Туржанова среди них уже не было.
Предательство бывшей невестушки Габидуллы Туржановича поразило нас до глубины души, хотелось подробностей, да вот перемена заканчивалась.
…— И что с ней, Роза, стало?
— Сейчас она — известный профессор-историк в Алма-Ате.
Ну и что — идти с нашим вопросом к Габидулле Туржановичу? А на его «зачем?» как ответим? Тут придётся придумать что-то более убедительное, чем «для расширения кругозора». Что ж, может, и пойдём когда-нибудь, а пока надо бы как-то расположить его к себе.
Но не с бутылкой же водки к нему подходить. И раньше бы не посмели так поступить, а теперь…
…Лёня, как всегда, действовал смело:
— Габидулла Туржанович, расскажите нам, пожалуйста, про Великий Шёлковый путь.
Тема этого урока истории и рядом не лежала с Великим Шёлковым путём. Неужели Тушканчик пожертвует ради него сегодняшним священным параграфом.
Сначала — никакой реакции. Габидулла Туржанович, всё такой же, «пыльным мешком пришибленный», смотрит в классный журнал, выбирая очередника для ответа по теме сегодняшнего урока. А потом…
Наверное, вот так Илья Муромец, сиднем сидючи до этого тридцать три года на печи, слезал с неё, расправлял богатырские плечи, готовый, наконец, показать всяким басурманам силушку молодецкую.
А потом Габидулла Туржанович встал со стула, подошёл к доске, выпрямился, внимательно посмотрел в глаза чуть ли не каждому из нас и…
И стал говорить Габидулла Туржанович не по теме сегодняшнего урока, а о Великом Шёлковом пути.
Порой торжественные запевки многих речей человеческих бывают смешны как раз своей избыточной и неестественной торжественностью, которая заставляет с подозрением относиться ко всему последующему за ней. Как наводит на всякие подозрения избыточный макияж дамы.
А вот это была не выпячивающая себя торжественность, а какая-то «спрятанная». Но слышали ли мы ещё когда-нибудь более торжественные слова?
…— Великий Шёлковый путь — это одно из самых грандиозных достижений человеческой цивилизации, которое служило людям на протяжении долгих веков…
Как убедительно можно подать слово! Каждое! Мы и не догадывались, что наш историк владеет такими интонациями. Тут сразу веришь: что Шёлковый путь действительно был великим по любым меркам; что ни сам по себе он появился и получился великим, а стал результатом грандиозных свершений многих и многих поколений; что эти ушедшие поколения имели не меньшее право называться развитой человеческой цивилизацией, чем наше поколение, — в чём, положа руку на сердце, мы до этого частенько отказывали предыдущим поколениям.
Почему Габидулла Туржанович не заподозрил в нас хитрых басурманов, желающих сначала поразвлечься за его счёт, а потом унизить каким-нибудь несправедливым, язвительным, грубым резюме? Почему действительно надеялся увидеть благодарных слушателей? Заждался их? Так заждался, что перед любой аудиторией готов был выговориться, даже рискуя быть потом осмеянным и освистанным?
Великому Шёлковому пути школьная программа по истории выделяет не больше времени, чем, например, Турксибу — десяток-другой слов. А ведь Турксиб — хоть каким аршином тут мерить — карлик по сравнению с этим великаном.
Как по-разному отражается вдохновение человека на его лице, в его поведении. Когда Мария Михайловна Коломиец говорит о своём любимом Чехове, вся она — само вдохновение и даже не может устоять на одном месте. А тут, как всегда, даже глаза полуприкрыты, а не почувствовать вдохновения и не расслышать волнения Габидуллы Туржановича мог только совершенно глухой.
Вот он — высший класс преподавания! Когда тебя так погружают в изучаемый материал, что и выныривать оттуда не хочется. Когда сам ведёшь караваны верблюдов с шелками, красителями, пряностями, пушниной, чаем, драгоценными камнями, золотом и серебром, южными экзотическими птицами и зверями… Останавливаешься, к примеру, в гостеприимных караван-сараях Тараза, базару которого Великий Шёлковый путь даровал такое богатство различными товарами со всего света, что базар тот назывался «Зеркалом мира». С почтением наведываешься в Яссы, которые дервиш-поэт Ходжа Ахмет ибн Ибрагим аль Яссави своими просветительскими проповедями превратил во «вторую Мекку»… Перевоплощаешься в полководца и захваченного им раба; в приговорённого на эшафоте и палача; в хана и последнего детханина в том ханстве; в мудрого философа и базарного дурачка… Я и не представлял, что кто-то может подвести меня вот к такому состоянию, заставить вот так, почти физически, ощутить: «И я там был…»
— …Почти два тысячелетия функционировал Великий Шёлковый путь. Ничто не могло остановить мерную поступь его караванов. Мир потрясали кровавые войны и опустошительные эпидемии. Появлялись и исчезали целые народы и государства — и только великий караванный путь оставался вечным и неизменным…
Историк на какое-то время прервал своё вдохновенное выступление, и тут обнаружилось, что не все из нас, оказывается, оценили его по достоинству.
Кто-то, заранее похихикивая, спросил:
— А ишакам и верблюдам разрешалось на Великом Шёлковом пути превышать скорость в шестьдесят километров в час?
Ни единого ответного смешка! Даже Игорёк, Лёня и я, всегда готовые поддержать чужую шутку, в этот раз только поморщились. Как-то очень не к месту оказалась эта попытка принизить градус выступления нашего историка.
Стараюсь исправить чужую ошибку:
— А знаменитые разбойники, Габидулла Туржанович, на Большом Шёлковом пути были?
Мне теперь доставляет удовольствие отчётливо произносить имя и отчество нашего преподавателя истории. И разве мой вопрос — не по делу: была ли в истории человечества хоть одна большая дорога без своих легендарных разбойников.
Габидулла Туржанович подтвердил: на Великом Шёлковом пути хватало места не для одной такой фигуры.
