Ингмар оставил мне плантацию белых роз в Провансе, коллекцию старых ветряных мельниц и некую бумагу, удостоверяющую мою собственность на «двенадцать Мазарини».
— А зачем удостоверять владение копией? — удивился Даниэль Дюваль. Будь внимательней, девочка, этим фокусникам всегда надо смотреть в рукав.
Виктория вздохнула, она так и не решалась сообщить своего открытия, сделанного в день свадьбы. Взяв футляр с ожерельем, она несколько секунд недоуменно моргала глазами — на гладком черном сафьяне появилась маленькая золотая монограмма VD. Не надо было обращаться к экспертам, чтобы понять бриллианты на её шее играли подлинные. Неспроста же Ингмар так многозначительно настаивал на том, чтобы эти камни оказались во владении Виктории. Неспроста, особенно, если иметь в виду последующее…
— А куда же делся сам Маг? — прервала размышления Виктории Алиса. Его имя уже давно не выплывает на свет. Где-то писали, что он скрывается в Гималаях…
— Ингмар ушел в «черное зеркало». Я знаю, я это видела, — нахмурилась Виктория, ожидая насмешливых вопросов.
Но на террасе повисла тишина, которую с наслаждением заполнил стрекот цикад. Минутный провал в многозначительность, которую можно было лишь ощутить, не пытаясь понять. И лишь крупицы в её темной бездне — бесценный подарок Мага, убившего злодея. Кассио не пережил строки завещания сына, предназначавшие «les deuz Masarini» Виктории Дюваль.
— Я благодарна Шону и всегда буду помнить его участие в моей судьбе. — Антония вздохнула и резко переменила тональность. — Зато с моим Шнайдером все обстоит куда веселее. Помните мальчика, с которым он был на свадьбе? Ну, так вот, это его сын, Ромуальдос. А теперь есть и жена Люсия, на которой он женился, спустя семнадцать лет поле пылкого романа. И знаете, прислал семейное фото — в садике, под абрикосами сын, собака и, кажется, кот. Люсия толстая, а смотрит не в объектив, а на мужа такими глазами…
— Ну вот как я на тебя! — Максим, подперев рукой подбородок, изобразил пылкий взгляд. — Зато мой Амир оказался отличной нянькой. Все клеветали про восточных мужчин: воины, охотники, головорезы. Ан-нет нежный, заботливый, преданный, за Максимилиана — всю кровь по капле отдаст, и уже пытается его к лошадям привадить.
— Это муж хвастается своей конюшней, которую завел во Форенции, пояснила Антония. — И вы не поверите, кто к нам зачастил — Лучано, — сын Виченце и внук Лукки Бенцони! Он не унаследовал отцовской страсти к мотоциклам, и Лукка просто в восторге от этого факта. Собирается тоже лошадьми обзавестись — представляете, — фиалки и конюшни, — так аристократично!
— А не съездить ли нам всем осенью во Флоренцию? — радостно предложила Алиса. Я так люблю этот дом… Там со мной приключилось столько невероятного… К тому же Дора скучает и доктор Жулюнас давно зовет. Так решено?
— Отличная идея, Лиза. Тряхнем молодостью, а? Там ты нашла меня в больнице с пластырем на руке, до безумия влюбленного. На нашей вилле состоялась свадьба. А потом… потом появилась Тони…
— В это самое время, мне кажется, родился Крис, — напомнил Жан-Поль. — Ну что ты сам-то притих, каскадер?
— Значит, родился, учился, познакомился с Максимом, ну тогда, однажды летом… Потом стал каскадером. — Лаконично доложил он.
— Чрезвычайно занимательная история, — прокомментировала Мэри. Лучше я скажу. Крис не только замечательный профессионал, — уже два фильма с его участием получили Оскара за постановочные эффекты. Он ещё добрый и мужественный парень… Когда на съемках в Багдаде рухнула декорация, грозя придавить массовку, он ринулся туда и успел подставить спину… Вот. Теперь он не будет больше каскадером, он начнет сам ставить трюки. У Криса уже есть своя группа…
Мэри выпалила все это на одном дыхании, не давая и слова вставить скромно потупившемуся парню.
— Вообще-то я, конечно, хотел сказать. Только не про себя. Я всегда любил потолкаться, побороться, пошкодить… Родители волновались за мои локти и колени… Они были замечательные. Я слишком поздно понял, каким человеком был отец… Если бы я тогда, в детстве, уже знал… я бы стал как он. Это, наверно, самое интересное…
— Договорились, старик. По первому свисту беру тебя в мою команду, обрадовался Жан-Поль. — Начнешь, конечно, как отец — с клистиров и поильничков… А дальше… кто знает, что расскажет нам Кристофер через 10–15 лет на этой вот террасе?
— А я не сомневаюсь, что у меня необыкновенный брат. Только немножко заигрался в детство. Ладно, ладно, Крис, мне на правах старшей сестры можно покритиковать. Вот ещё лет через десять затмишь Жан-Поля! А то он теперь почти так же популярен, как некогда А. Б. «Метод Дюваля», «теория Дюваля», «симптом Ж.-П», и так далее. Такое впечатление, что человечество вымрет или мутирует в монстров, если Жан-Поль Дюваль вдруг передумает и станет каскадером, — сказала Антония и добавила: — Это я от зависти.
— И очень точно меня поймала. Каскадер, конечно, из меня никудышный. Да и поэт — плохонький. Но что-то так потянуло пять бумагу пачкать. Вы не поверите: опыты-опытами, наука-наукой, а в голове будто что-то поет, самое собой складывается и наружу просится. — Жан-Поль поднял лицо к звездному небу. — Ну вот как это все не заметить? «Выхожу один я на дорогу — предо мной кремнистый путь блестит… Ночь тиха, пустыня внемлет Богу и звезда с звездою говорит», — прочитал он Лермонтова по-русски. — Это меня жена научила. Смысл здесь доходит до меня через звучание — и это так красиво!
— Если бы ты ещё слышал свой акцент! — всплеснула руками Виктория. Нет, честное, слово я восторге от этого акцента. Он придает оттенок какой-то чужеродной тоски. Чужеродной — в смысле всеобщей.
— Как ты догадалась, девочка? Ведь эти стихи забрели сюда чуть ли не четыре десятилетия назад, — задумалась Алиса. — Йохима тогда ещё удивило, что «кремнистый путь — блестит». Наверно тогда он понял, что сумеет быть дерзким, сумеет прорваться сквозь личные «тернии» — сентиментальность, деликатность, закомплексованность.
— У Виктории вообще мощная интуиция. Она не только видит меня насквозь, но иногда и по науке такое завернет — весь мой ученый Совет за голову хватается. Уж, думаю, а не присудить ли ей ученое звание?
Жан-Поль, все это время державший жену за руку, нежно поцеловал её ладонь.
Больше всего он боялся признаться кому-то, что вспоминая печальную статистику Динстлера, все больше тревожится о своей жене. Виктория последнее творение Пигмалиона, возможно, по уже несколько измененной методе. Она мать двоих детей, но канонический облик юной Алисы не претерпел изменения ни на йоту. Что это — везение? Временная уступка законам природы, либо, в самом деле, Пигмалион сумел достичь совершенства… Эти вопросы будут неотступно преследовать Дюваля, как бы не был
