Он быстро прислал в ответ: «Надеюсь, что ты бережешь себя. Я беспокоюсь о тебе, зная из писем Селби, сколько ты работаешь. Женщина, ждущая ребенка, не должна возиться с правительственными распоряжениями и приказами о вспашке, а должна хорошо питаться и не волноваться».
Но что еще я могла сделать, пока наши солдаты сражались? Мы захватили Иерусалим у турок, но у русских произошла еще одна революция – они заключили мир с Германией и перестали быть нашими союзниками. Мы очень надеялись, что в ноябре церковные колокола зазвонят в честь победы у Камбре, но в течение двух недель немцы снова наступали, а бои под Ипром были такими же тяжелыми, как обычно.
Это была холодная зима. Угля не хватало, мы берегли его для паровых плугов и топили особняк только дровами. Я завтракала в утренней комнате, завернувшись в шаль, а после обеда шла в детскую и сидела там с Элен за шитьем, пока Дора спускалась на кухню. Теперь все сидели на кухне у печи, даже мистер Тимс.
Если нам было холодно, то насколько же холоднее было Лео и Фрэнку, у которых не было каминов? Я заранее купила и упаковала им рождественские посылки, надеясь, что Лео, не рассердится из-за посылки Фрэнку, но я должна была послать ее, ведь больше некому было это сделать. Все-таки я была его мачехой. Теперь эта мысль не казалась мне странной – временами я чувствовала себя намного старше его. Когда он приезжал летом в отпуск, то порой выглядел мальчишкой – глядя на него с Флорой, я почти верила, что они брат и сестра.
Мы очень тихо провели Рождество. Утром я пошла в церковь и помолилась за истонских мужчин, как делала это каждое воскресенье. Имя Лео было первым в этом длинном списке. Я все время беспокоилась о нем – и о Фрэнке. С Лео я, по крайней мере, регулярно переписывалась – получая его письма, я знала, что он пока невредим – но от Фрэнка пришла только одна небрежно нацарапанная открытка на имя Флоры. Правда, я понимала, что письма шли ко мне несколько дней, а за это время могло случиться что угодно. Если вдруг мистер Селби обращался ко мне, когда я не ожидала этого, мой взгляд сразу же устремлялся на его руку, ища телеграмму. Когда это может случиться, на этой неделе, на следующей? И как я перенесу эти ужасные секунды, пока не узнаю, с которым из них это случилось?
В Истон больше не приходили телеграммы с тех пор, как мы получили известие о Джо Демпстере. Затем, в конце декабря, я получила от Беаты сообщение, что убит Нед. Я не видела его с рождения Флоры, но он был моим братом, и я заплакала. Успокоившись, я рассказала об этом Элен и отложила все дела, чтобы навестить Беату.
Два дня спустя Элен получила письмо от Альби. Она не показала его мне, но сказала, что Альби решил готовиться на офицера.
– Ему это предлагали еще несколько месяцев назад, но он не хотел расставаться с Недом. Но теперь...
– Это хорошая новость, Элен, у него хорошо идут дела.
– Да, но главное, что для этого он вернется домой. – Элен обычно была спокойной, но на этот раз ее голос дрожал. – Когда получу письмо о том, что Альби вернулся в Англию, то спляшу на столе матросский танец!
Но письмо не пришло. Вместо этого как-то утром, когда я сидела в детской, дверь отворилась, и вошел Альби. Он не заметил меня, потому что не сводил глаз с Элен. Элен оглянулась и увидела его, затем, завязав фартук на Розе, подошла к нему. Она подала Альби руку, он взял ее – и только, но я тут же отвернулась, словно они обнялись у меня на глазах.
– Ты, наверное, не завтракал, – тихо сказала Элен. – Садись за стол, я пошлю Дору вниз за подносом. – Она не станцевала матросский танец, да и не стала бы – Элен была не из таких девушек. Чтобы оставить их вдвоем, я увела детей с собой, но позже Элен пришла, чтобы повести их на утреннюю прогулку.
– Вы не возражаете, если Альби пойдет с нами, моя леди? – спросила она.
– Конечно, не возражаю, Элен!
Большую часть времени Альби проводил в детской. Я предложила Элен взять отпуск на пять дней, но она отказалась:
– Не нужно, моя леди, нам с Альби нравится проводить время с детьми.
Альби как-то сказал мне:
– Не знаю, как бы я пережил дни после гибели Неда, если бы не было Элен. Я просто смотрел на ее фотографию – и она была рядом со мной и утешала меня.
Они так мало времени провели вместе, но письма протянули между ними прочную нить искренней любви. Теплота их отношений чувствовалась, стоило переступить порог комнаты. По вечерам мы подолгу сидели в детской за чаем, слушая рассказы Альби о войне. Элен притеняла лампу, и в отблесках пламени камина лицо Альби выглядело таким молодым, что, казалось, оно никогда не состарится. Его голос тоже был юным, слишком юным для того, что ему довелось повидать и пережить. Элен сказала мне однажды, когда мы остались вдвоем:
– Ему нужно выговориться, моя леди. Я это понимаю... хотя порой бывает тяжело слушать, – она потянулась к моей руке. – Не знаю, как бы я это вынесла, если бы вы не слушали вместе со мной.
Иногда мне тоже было трудно это слушать, потому что я вспоминала, что там Лео – и Фрэнк. Я сознавала, что они тоже это перенесли и все еще переносят. Когда я слушала, как Альби рассказывал о людях, разорванных на куски рядом с ним, о почерневших, обгорелых остовах деревьев, о жутких грязевых болотах, засасывающих раненых в черную жижу, война становилась такой реальной и грозной, что мне казалось, будто ее щупальца появляются в углу, разворачиваются и тянутся ко мне по гладкому линолеуму детской.
Обучение Альби проходило в Оксфорде. Он сказал, что по возможности будет заезжать в Истон.
– Если ты не возражаешь, Эми, – добавил он.
– Ты можешь приезжать в любое время – для тебя всегда будет готова постель.
Элен рассказала мне, что после войны Альби надеется стать школьным учителем.
– Значит, пройдет не меньше, чем несколько лет, пока мы поженимся. Мы хотим, чтобы все было устроено до появления детей, – она была так спокойна и так уверена. Я завидовала ее спокойной уверенности.
Затем мой ребенок стал чаще давать знать о себе, и я перестала завидовать Элен. Было так хорошо в эту зиму вынашивать ребенка Лео. К концу января он стал сильным и подвижным. Я была уверена, что это мальчик, и каждый вечер перед сном представляла лицо Лео, когда тот впервые увидит сына. Это могло случиться вскоре после рождения ребенка, потому что в эти дни солдатам стали чаще давать отпуска. Джордж Чандлер пришел домой через десять месяцев после предыдущего отпуска, а Сирил Бистон уже дважды побывал в отпуске после Пасхи. Однако он был офицером, как и Фрэнк. Значит, возможно, вскоре мистер Тиме откроет дверь моей гостиной и объявит: «К вам лорд Квинхэм, моя леди». И я удостоверюсь, что он невредим.
Но это произошло не так. Сидя после обеда в кабинете имения, я услышала за дверью быстрые шаги по каменным плитам. Затем дверь резко открылась.
– Привет, Эми! – это был Фрэнк. – Арнольд сказал, что ты здесь. Выходи и бери шляпку – я хочу прогуляться с тобой и Флорой.
