Я взглянула на мистера Селби:
– Пожалуй, я закончу эти расчеты позже...
– Конечно, леди Ворминстер, – мистер Селби не поднял на меня глаз, а его голос прозвучал официально-вежливо.
– Идем, Эми, не копайся, или мы пропустим лучшее послеобеденное время. – Я встала и пошла к двери, чувствуя на себе оценивающий взгляд Фрэнка. В коридоре он сказал: – Ты, бесспорно, стала толстушкой.
– Я беременна.
– Я так и подумал, – он пожал плечами и улыбнулся. – Ладно, милочка моя, все мы делаем ошибки.
– Это была не ошибка.
– Я имел в виду твое замужество. – Я открыла рот, чтобы объясниться, но Фрэнк обогнал меня и ушел вперед, задержавшись только, чтобы бросить через плечо: – Я буду в детской.
Когда я пришла туда, Флора была уже одета. Она сидела на коленях у Фрэнка, они были так похожи, что мое сердце вздрогнуло. Взглянув на меня, он весело улыбнулся.
– Каждый раз, когда, я ее вижу, она становится все красивее, – Фрэнк бросил взгляд на дочь. – Ты тоже так думаешь, Флора?
Он засмеялся над моим смущением. Неодобрение Элен тяжело повисло в комнате.
Мы пошли по дороге, ведущей на домашнюю ферму, взяв с собой Неллу, которая бежала рядом, словно бдительная компаньонка. Фрэнк выглядел таким жизнерадостным, что я спросила:
– Этой зимой на войне было не так плохо?
– Там было дьявольски ужасно, Эми, просто я рад передышке, – он внезапно подхватил Флору и закружил ее в воздухе. – Ешь, пей, веселись, а, Флора? – она завизжала от восторга.
Персей и его коровы бродили по полю рядом с парком. Бык подошел к ограде повидаться со мной, и я остановилась, чтобы приласкать его. Он уткнулся в мою ладонь и лизнул ее.
Перегнувшись через ограду, Фрэнк рассмеялся:
– Ты умеешь обращаться с мужчинами, Эми. Даже быки едят с твоей руки.
– Перси такой добродушный.
– Но, не слишком изящный, не правда ли? Однако он всегда получает то, на что рассчитывает – ему не нужно кольцо в носу, чтобы поставить его на место, – Фрэнк потянулся и потрепал быка по массивной шее. – Ты счастливчик, старина. Послушай моего совета, не просись на фронт.
Когда мы попили чаю, Фрэнк вежливо спросил:
– Можно я сниму ботинки и немного вздремну на диване, Эми? Я всю ночь был в пути.
Он проспал около часа, а я сидела за шитьем. Время от времени я отрывалась от иголки и изучала лицо Фрэнка. Оно было очень исхудавшим, под глазами залегли резкие тени. Когда он проснулся, мы поговорили еще немного.
– Ты останешься на ужин? – спросила я.
– Увы, не останусь. Этти Бартон настояла, чтобы я вернулся на ужин в Белинг. Она ясно дала мне понять, что если я буду ужинать здесь, это нанесет непоправимый ущерб твоей репутации. Я заметил ей, что летом я ужинал здесь, но она заверила меня, что ужинать, пока не стемнело – это совсем другое дело. Она объяснила, что если я буду сидеть напротив и смотреть на тебя при свете электрических лампочек, это наведет меня на «мысли». Я подумал, что будет неблагоразумно говорить ей, что такие мысли навеваются не столько светом лампочек, сколько созерцанием твоего лица и фигуры, – он взглянул на мою отсутствующую талию и добавил: – Нужно заметить, что сейчас, в феврале, ты в большей безопасности, чем в прошлом августе. Но не слишком надейся на это, Эми – я сказал, что ты в большей, а не в полной безопасности. Полной безопасности ты не дождешься! Но, по-моему, рискнуть пообедать вместе нам можно, а? Если мы проявим осторожность, и не будем включать свет! – Фрэнк, смеясь, встал. – До завтра, милочка.
Глава сорок пятая
Все утро, работая в кабинете имения, я старалась оставаться спокойной. Однако, когда я пошла умыться и прибрать волосы перед обедом, то почувствовала себя ребенком, отпущенным со школьных занятий, а когда я услышала шаги Фрэнка в холле, даже холодная гостиная показалась мне теплой и жилой.
За обедом мы болтали легко и непринужденно, словно старые друзья. После еды Фрэнк закурил сигарету и сказал:
– С тобой отдыхаешь, Эми. Незачем вести себя напоказ или притворяться, – он улыбался, много говорил, но вскоре, погасив вторую сигарету, стал серьезным. – Я хочу кое-кого повидать после обеда. Ты пойдешь со мной, Эми?
– И Флора?
– Да, верно, – сказал он. – Мы возьмем ее с собой. Когда мы вышли из дома, я свернула к селу, но Фрэнк остановил меня.
– Нет, Эми, не сюда.
Он повел нас к дубовому лесу. Мы пошли по главной дорожке, но от купальни Фрэнк пошел по левому ответвлению, а затем свернул на узкую тропинку, и я догадалась, куда он нас вел. Хотя было чуть за полдень, меня пробрала дрожь, мертвые листья сухо шуршали под моими ногами. Мы дошли до колючей изгороди, и Фрэнк пошел вдоль нее, высматривая лазейку. Найдя ее, он тщательно оттянул кусты шиповника, чтобы мы с Флорой могли беспрепятственно проникнуть внутрь. Розы «Блэйри», посаженные Лео, сейчас были только оголенными стеблями, вьющимися по каменным стенам разрушенного дома. Флора крепко ухватилась за мою руку, и мы прошли по тропинке под выгнутую арку дверного проема. Мы последовали за стройной, затянутой в хаки фигурой Фрэнка через развалины дома во внутренний дворик.
Она все еще была там, ее голова покровительственно склонилась над младенцем на ее руках – ребенком, которого она так и не дала Лео. В это мгновение ребенок, которого я вскоре собиралась дать Лео, дернулся в моем чреве, словно почувствовал мой гнев. Но я, ничего не сказала идущему рядом со мной Фрэнку – ведь он был ее сыном и любил ее.
Фрэнк стоял и долго глядел на нее, а Флора бегала вокруг него и тянула за руку.
– Дядя Фрэнк, дядя Фрэнк...
Он взглянул на нее и поднял на руки, чтобы она могла разглядеть спокойные черты лица скульптуры.
– Voici, ma petite. C'est ta grand-mere.
Флора недоуменно взглянула на него, но затем потянулась и погладила младенца на мраморных руках статуи.
– Малыш – я хочу малыша. Фрэнк улыбнулся.
– Тебе еще рано, моя Флора, – он осторожно поставил ее на землю, и она тут же убежала, спеша исследовать это новое и волнующее место. Но Фрэнк не двигался. Он остался стоять, не сводя глаз со статуи своей матери. Когда, он наконец заговорил, его голос был нежным и тихим:
– Мне хотелось увидеть ее перед отъездом. Сходство необыкновенное. Старик, должно быть, дал скульптору все фотографии, какие у него были, – Фрэнк обернулся ко мне. – Я нашел ее, когда был еще школьником. Я подумал, что он заказал скульптуру под первыми впечатлениями женитьбы, а когда маман уехала, убрал ее сюда в ссылку. Но когда я расспросил старую Терезу, горничную маман, она сказала, что он, наверное, велел ее сделать уже после отъезда. Тереза попросила меня не рассказывать маман о скульптуре, и я не рассказал, но никогда не забывал про нее, – Фрэнк понизил голос так, что я едва слышала его. – Старик, не мог удержать ее во плоти и вместо этого сделал ее мраморное изображение здесь, чтобы она не могла убежать от него. Но у нее на руках ребенок – это ведь, конечно, не я?
