(«Гамлет», У. Шекспир) Воскресным вечером в джентльменском клубе «Сорняки» яблоку негде упасть. Сомнительной репутации заведение пользовалось огромной популярностью среди молодых людей в возрасте от семнадцати до двадцати двух лет, которые в будние дни протирали штаны, елозя теми по университетским скамьям, зевали от скуки за трудами великих философов, а в выходные спешили в клуб, где, развалившись на штофных диванах, пускали пыль в глаза таким же оболтусам, как они сами, а заодно и выбрасывали пару сотен фунтов на ветер, играя в вист или тратясь на крепкую выпивку. Содержался клуб исключительно на членские взносы, и попасть в него можно было только по рекомендации. Мало кто знал о его существовании, ведь снаружи для прикрытия красовалась вывеска солидного яхт-клуба, незнакомцев за порог не пускали, и вообще все дела велись в атмосфере совершенной секретности.
В этот вечер каждая партия длилась долго. Игорные столы стояли в ряд, и за самым последним сидела четверка с юридического факультета, и ни один из той компании не хотел проигрывать другому. Все четверо бились до конца, волнительно теребили карты в руках, изредка переглядывались друг с другом, курили дорогие сигары и потягивали бренди. Последнее в «Сорняках» наливали щедро и разбавляли только новичкам.
– Поднимаю ставку, – сквозь зубы и клубы дыма произнёс один из четверки, лениво потянулся к колоде в центре и цапнул две карты.
– Отвечаю, – ответил рыжий напротив, поправил платок на шее и глянул на циферблат золотых часов на цепочке, вытащенных из кармана клетчатого жилета и выложенных на зелёное сукно.
– Я пас. – Третий скинул карты, поднялся, вышел из-за стола и вернулся уже с бокалом, полным алкоголя карамельного цвета.
– Тим?
Вопрос был адресован молодому человеку, темноволосому и зеленоглазому, одетому по последней моде и с толстой сигарой, зажатой между средним и указательным пальцами. Всё в том юноше было красиво и по высшему классу: осанка, овал лица, манера сидеть, небрежно закинув ногу на ногу. И даже то, с каким видом он доставал банковские билеты из портмоне из крокодиловой кожи, было достойно одновременно и зависти (со стороны мужчин), и восхищения (со стороны женщин). Сам же Тим на себя не смотрел, по сторонам не оглядывался, время от времени довольно хмыкал и методично потягивал бренди бокал за бокалом, хотя уже и развезло не на шутку, и колода карт перед глазами начала двоиться.
– Вскрываюсь.
И Тим перевернул карты.
Рыжий недовольно вскрикнул, швырнул свои на сукно, вскочил с места и взъерошил редкие для своего возраста волосы.
– Опять всё спустил, – с горечью в голосе произнёс он, а приятель, сдавший партию минутами ранее, дружески похлопал его по плечу и предложил пересесть в малахитовые кресла, которые стояли сразу за игорным столом и предназначались для зрителей или тех завсегдатаев клуба, кто уже был настолько пьян, что садить его за карты было сродни обычной обдираловки.
– Чёрт, и как тебе всё время везёт? – воскликнул первый, когда Тим потянулся за выигрышем, состоявшим из нескольких монет золотом, серебряных запонок и пачки хрустящих банкнот.
– На прошлой неделе Генри сорвал банк, – со стороны малахитовых кресел выкрикнул рыжий.
– А на позапрошлой – Джефф, – поддержал Тим. – Так что это добро уже который день кочует из кармана в карман, пока кто-нибудь из нас четверых не пустит его на ветер. Вот, например, эти запонки были у меня в прошлом месяце. И сегодня снова. Скучно, господа...
– Отец убьёт меня, если я проиграю что-то больше, чем эта безделушка, – оправдывался тот, кого назвали Джеффом. Ниже всех ростом, он носил темно-синий пиджак, пошитый специально для него, а шею повязывал платком вызывающего оранжевого цвета. Друзья той вульгарностью восхищались, девицы – млели, и только профессора не первый раз делали выговор за неподобающий вид и грозили лишить стипендии.
– Вот я и говорю: скучно. – Тим зевнул и принялся тасовать колоду карт. – К гадалке ходить не надо – я уже знаю, чем закончится день. Сейчас ещё выпьем, потом поедем к мадам Лека. Там, как обычно, будут Шарлотта, Джейни и эта... с завитушками.
– Лиззи, – подхватил Генри.
– Лиззи. Фил, как обычно, нажрется, Джефф подарит Шарлотте чулки, а Генри в итоге не доедет до кампуса. И так каждую неделю. Вам не надоело?
– А что ты предлагаешь? – спросил рыжий, по совместительству оказавшийся тем самым Филом, который был весьма чувствителен к алкоголю. С тоской во взгляде он посмотрел на пустой бокал в руке, тяжело вздохнул и добавил: – Только не говори, что пора сменить клуб. Лично я из «Сорняков» ни-ни... никуда! Папаша думает, я хожу в «Золотую подкову», а я там только членство для вида оплачиваю.
– А мой думает, я сегодня в опере, – фыркнул Джефф. – Пожимаю руку таким же вычурным адвокатам, как он, и под тоскливое пение знакомлюсь с седыми старушками и их внучками, пресными на лицо и речи.
– Тим, а твой чего? Не бушевал больше после скандала на скачках?
Сегодняшнего счастливчика в вист передёрнуло. Скандал и правда был крупный и стоил отцу солидной суммы денег, чтобы его замять. Ещё пришлось выплатить штраф организаторам скачек за срыв мероприятия и возместить траты на лечение пожилой леди Гамильтон, которая чуть не сошла с ума от стыда, после того как Тим прикрепил ей на шляпку конский хвост и выдал это за последний писк моды. Разбитый королевский фарфор тоже влетел в копеечку, а позор на голову лорда Андервуда был такой, что с месяц тот не выходил из своего кабинета в банке Lloyds&Underwood, не встречался с клиентами, не выписывал ссуды и вообще не появлялся в обществе, чтобы, не дай бог, ему не припомнили выходку его развязного и неуправляемого сына.
– Мы с ним с тех пор не виделись, – выдавил Тим, и это было правдой. Лорд Андервуд наотрез отказался общаться с отпрыском и даже открытку на Рождество не прислал. – Но он регулярно пополняет мой счёт, о тратах не спрашивает, а больше мне разговаривать с ним не о чем.
– Вот повезло, – завистливо протянул Фил. – Мой заставляет меня на следующей неделе приехать домой. Видите ли, у его женушки именины, будет много высокопоставленных гостей, и либо я тоже покажусь, буду вежлив и обходителен, либо прощай дополнительная тысяча фунтов в год.
– Терять тысячу фунтов неосмотрительно, – покачал головой Тим. – Поезжай.
Фил сладко потянулся.
– Если бы вы знали, как мне лень. С отцом ещё можно встретиться, но как подумаю, что придётся на завтраке, обеде и ужине общаться с мачехой, то сразу тошнит.
– Ещё и в пять часов на чае, – прыснул в рукав Джефф.
– Все мы недолюбливаем наших мачех, – многозначительно заметил Тим, – но, как назло, зависим от наших отцов. И за что же нам такое наказание?..
