— Ой, мамочки! — пискнула Соня.
— Я никак понять не мог, кто она? Что она делает в этом ресторане? Одна. И ведет себя так странно. А еще она смешная! И знает об этом! И не боится этого! А остроумная! Я ее шутки до сих пор знакомым цитирую.
— Что это ты там наговорила? — шепнула Юля Нонке.
— Да не помню я…
— Ну а чем же закончилось ваше внезапное и чудесное знакомство? — спросила блондинка, пришедшая неизвестно с кем.
Нонна напряженно ждала, что он ответит, будто от этого что-то важное зависело в ее жизни. То, что он вообще заговорил о ней, можно было интерпретировать по-разному. Просто забавная байка из богатой событиями жизни бесшабашного актера. Или своеобразное публичное признание. Нонкина мнительность позволяла принять любой из этих вариантов. Пока он рассказывал о некой незнакомке без имени, об абстракции, образе, видении, но если он заговорит об оставленной ею пьесе, начнется голая правда — у пьесы есть титульный лист, и на нем черным по белому выведены фамилия и имя. Нонка подалась вперед, и Юля крепко схватила ее за плечо.
Олег молча, словно раздумывая о чем-то, смотрит под ноги, а потом на Нонну.
— Да ничем. Незнакомка исчезла так же стремительно, как и появилась.
— Ну чистая Золушка! — съязвила Соня, глядя на подругу. — Наверное, боялась превратиться в тыкву.
Блондинка подхватила:
— И неужели ничего не оставила на память? Может, туфельку?
Олег неопределенно пожал плечами и загадочно взглянул на Нонну.
— Выпьем, наконец.
— За любовь…
— За женщин пьем…
— Всегда готов…
— И я!
— И за День Победы! — вдруг говорит Нонна.
— За нашу победу, — отвечает Олег, и в голосе нет насмешки.
Сегодня решили не слушать современную музыку. Завели патефон, поставили старую пластинку. Разбрелись по парам, танцевали. Под ногами шуршал песок. Дмитрий Иванович пригласил Нонну.
— Как хорошо у вас… настоящая дача. Сосны, залив, белые чехлы на стульях.
— Мне было бы трудно без всего этого. Счастье, что эти белые чехлы нужны не только мне одному.
Старик с нежностью смотрит на внука. Эдик и Юля стоят обнявшись, едва раскачиваясь в такт песни.
— Повезло вам, Дмитрий Иванович, с внуком.
— Это не везение. Хорошие дети, добрые внуки — это не везение, это что-то другое. Не везение, нет. Это… правильно организованное жизненное пространство. Это закономерность. Если деревце растет в хороших условиях, оно должно быть сильным и красивым.
— Бывает же иначе?
— Бывает. Но мы же не патологический случай рассматриваем?
— Нет. Эдик — самое здоровое и сильное деревце, которое я встречала.
— А я поливал, — с гордостью заявил Дмитрий Иванович.
Нонна рассмеялась.
Олег танцевал с блондинкой и что-то жарко нашептывал ей.
— Извините, Дмитрий Иванович, я присяду. Голова кружится, от вина, наверное.
Нонна вдруг почувствовала зверский голод. Она целый день ничего не ела, испытывая колоссальные психологические нагрузки, как космонавт во время полета. Она почти влюбилась в эту так называемую знаменитость за его благородство и искреннюю к ней симпатию. Она даже подумывала подойти и поговорить с ним, о том, прочел ли он ее пьесу и как она ему показалась? А он!
Взяла в руки шампур с шашлыком, с аппетитом надкусила и поперхнулась — Олег стоял в полуметре от нее и внимательно смотрел, как она, набив рот, пыталась проглотить кусок мяса.
— Не надо на меня так смотреть, я шампур проглочу. Дайте поесть.
— Ешьте. Я разве мешаю? Мне нравится, что у вас аппетит появился.
— Знаете что? Лучше я вас на шампур нанижу.
Олег пятится на безопасное расстояние.
— Не сможете. Не посмеете. У меня ваша пьеса.
И пропадает в темноте, крикнув напоследок:
— Вы еще на свидание ко мне придете.
Нонна выдернула подруг из гущи событий и отвела за дом. Соня недовольно закурила — она только начала рассказывать анекдоты.
— Смотрит во все глаза, — пожаловалась Нонна. — И наглый такой.
— Это любовь, — отмахнулась Соня.
— Кобель он! — отрезала Нонна. — Как же пьесу-то у него забрать?
— Какую пьесу? — спросила Юля. Ей бы сейчас на качелях с Эдиком.
Нонна мрачно смотрит на подругу. Она вынуждена заново объяснять позорный эпизод своей биографии.
— Оставленную во время бегства с поля боя.
— А, да, забыла.
Соня, как всегда, настроена решительно:
— Предлагаю действовать напрямую. Подойти и сказать: «Отдай пьесу, старый кобель!»
— Почему старый? — ревниво уточнила Нонна. — Ему лет сорок всего.
— Смотри-ка, защищает! — Соня, повеселев, подмигнула Юле. — Еще не все потеряно! Ноник, а ты спрячься в кусты, он будет идти мимо, а ты — тут как тут!
Юля посмеивалась:
— Водевиль какой-то!
— А что? Дача, весна, вечер, шашлыки, — обдумывала диспозицию Нонна.
— Ага! — обрадовалась Соня. — И тут Нонка из кустов как напрыгнет!
— Угу! Чай, мед, пчелы. Сейчас селяне с сенокоса подгребут, помогут Нонке победить дракона Шершневского, — добавила Юля.
«Ничего, ничего, — думала Нонна. — Вы еще гордиться мною будете, просить будете автограф, выставляя на подпись подмышки!» Воспользовавшись пикировкой подруг, она незаметно отходит за угол старого дома и ныряет в кусты у детской площадки, слушая, как девочки привычно бранятся.
— Какой сенокос! Май на дворе! — потребовала достоверности Соня.
— Ну, с пахоты или что там у них?
— Ой, молчи лучше, знаток крестьянского быта!
Соня, оглянувшись по сторонам:
— А где Нонка-то?
Юля показала в сторону кустов, где притаилась Нонна:
— Заняла позицию.
— Пошли! — скомандовала Соня.
— Мы-то зачем там нужны?
— Она же струсит. А мы толкнем ее навстречу счастью.
В кустах окопались надежно. Стащили с крыльца потрепанный ковер, который выветривался от зимней затхлости. Расстелили, получилось что-то вроде гнезда. Юля сбегала за коньяком, прячась от Эдика. А то застукал бы, огреб и не отпустил. А она нужна была подругам. Но Юльке и самой хотелось к Эдику, и она стала ныть:
— Ой, мама! Меня комарье замучило! Долго мы еще тут сидеть будем?
— Пока знаменитость не пройдет мимо наших кустов покачаться на детских качелях, — объясняет Соня.
