получилось, что я не могу просто бросить это ему в лицо. Ему было бы так больно узнать, что я даже рассматриваю возможность бросить его и эту новую жизнь, которую мы создали для себя. Мне больно, и только я в силах остановить это.
Всего месяц назад я поклялась, что больше никогда не отпущу его, и вот уже начинаю нарушать это обещание.
Он целует мою голую кожу.
"Я могу что-нибудь сделать?"
Я качаю головой, целую обхватившую меня руку и прижимаюсь к нему поближе. Все, чего я когда-либо хотела, — это быть достаточно хорошей, и теперь, когда выясняется, что это так, я жалею, что не была такой.
Я все еще не подписала контракт больше недели спустя, и я надеюсь на Бога, что Оскар не знает об этом. Хотя если и знает, то не подает виду.
На этот раз Лоуренс действительно залез мне в голову. Но дело не только в нем. Судя по тому, что говорила Тара, и по рассказам актеров, с которыми я здесь познакомилась, жизнь в свете прожекторов не кажется мне такой уж и страшной. И все же… я не могу не задаваться вопросом, а может, для меня все было бы иначе? Может быть, они все слишком высоко ставят свои цели, и если я подойду к этому с другим настроем, то меня вполне устроит просто быть в хоре. Я буду считать себя счастливчиком и возьму все, что смогу получить.
Я представляю гостей Биг-бэнду и прохожусь по правилам бинго, как делала это уже множество раз. Брайан и я обмениваемся нашими привычными шутками: он спрашивает, планирую ли я присоединиться к ним для одной-двух песен, а я шучу о том, что могу только разбить стеклянную посуду или привлечь стаю разъярённых дельфинов, и мы начинаем игру.
Когда я схожу со сцены, появляется Генри и подпрыгивает возле моего столика. Я бросаю взгляд на его ноги, как всегда, чтобы проверить, нет ли пружин на подошве его ботинок.
"Ты уже знаешь, что будешь петь?" Он смотрит на сетлист перед нами.
"О, нет, я не могу…"
"Я искренне надеюсь, что знаешь", — говорит он, прерывая мой беспорядочный отказ острой улыбкой.
Я не уверен, говорит ли он мне об этом или просто дружелюбен, но в любом случае решаю подыграть ему.
"Может быть, так и сделаю".
"Может быть, я вернусь вовремя, чтобы успеть", — говорит он, прежде чем скрыться.
Ночь проходит как обычно. С той лишь разницей, что меня невыносимо трясет и знобит, а кожа ледяная. Когда бинго объявляют на две линии, а он все еще не вернулся, я позволяю себе немного вздохнуть. Осталось всего несколько песен, и у кого-то будет аншлаг, а я смогу расслабиться.
Но тут, конечно же, на глаза попадается Зебеди.
Ладно, он не прыгает, но от него так и веет энергией. Генри обводит глазами гостей, а затем останавливается прямо на мне.
Его брови вздергиваются, словно говоря: "Ну, я здесь — разве ты не собираешься петь?".
Черт. Похоже, пришло время шоу.
Я ловлю взгляд Брайана и понимающе киваю ему. Когда текущая песня заканчивается, он ждёт, пока я подойду к нему и попрошу исполнить ту песню из конца списка, которую я приглядела на случай, если такое случится. Он кажется довольным моим выбором и приветствует меня на сцене через микрофон.
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. Я справлюсь. Я достаточно хороша, чтобы сделать это.
Чтобы группа добавила песню в свой репертуар, она должна быть либо классической свинговой песней, либо песней о море, либо иметь какую-то отсылку к "старым добрым временам". Из этих вариантов я выбрал песню Адель "When We Were Young"
Это скорее баллада, чем свинг, но я уверена, что знаю все слова, по крайней мере, в этом регистре, который мне удобен.
Как только я начинаю петь, у меня по коже бегут мурашки. Помня советы Макса и других, которые они давали мне на занятиях в среду вечером, я стараюсь найти общий язык со всеми в комнате, а не только с собой. Хотя в репетиционном зале это было проще сделать. Здесь, при свете ламп, светящих мне в глаза, мне приходится прилагать больше усилий, чтобы найти людей. Но когда мне это удается, это волшебно.
Это. Это то, что заставляет мое сердце искриться.
На долю секунды между окончанием песни и началом щедрых аплодисментов меня наконец-то осеняет чувство ясности. Я должна следовать своим мечтам. Я должна сделать всё возможное, чтобы заслужить возможность заниматься этим каждый вечер.
Я подавляю легкий дискомфорт от пребывания в собственной шкуре, когда возвращаюсь за свой столик, потому что, если не считать неловкой необходимости извиняться за то, что занимаю место, — а я считаю, что должна это делать только потому, что родилась с буквой V между ног, а не с большой буквой P, — я чувствую себя сейчас просто охренительно. Генри улыбается мне от двери, и мне требуется секунда, чтобы понять, кто стоит рядом с ним.
Оскар проводит рукой по своим взъерошенным волосам, сдерживает улыбку и подходит ко мне. Генри слегка кивает мне, прежде чем выскользнуть из зала. Когда Оскар подходит ближе, я замечаю, что он задыхается. Я не свожу глаз с зала и изо всех сил стараюсь сохранять самообладание, потому что вид его в смокинге и запыхавшегося меня невероятно возбуждает.
Он подходит ко мне и тоже смотрит в зал. Он наклоняется ближе, чтобы сказать что-то тихо, как он всегда делал, только его слова — это то, что я мечтала услышать еще до того, как между нами что-то произошло.
"А я-то думал, что не смогу понравиться тебе еще больше, чем уже нравлюсь".
Я сдерживаю свою огромную улыбку.
"Почему ты запыхался?"
"Я слушал группу через громкоговоритель в своем офисе. Мне кажется, я никогда так быстро не бегал", — говорит он, все еще немного запыхавшись.
"Думаю, тебе лучше поработать над своим кардио".
Он издает низкий гул, и я понимаю, куда именно ушли его мысли. "Горжусь тобой, Чепмен. Приходи за мной, когда закончишь".
"Не снимай смокинг".
Я ловлю его голодный взгляд, и мои гормоны переходят в овердрайв. Только когда за ним закрывается дверь, я вспоминаю, к какому огромному откровению о своем будущем — нашем будущем — я пришла всего несколько секунд назад. То, что я сделала сегодня вечером в профессиональном плане, означало бы весь мир. Но в обмен на это мне придется отказаться от своего мира.
С помутившимся рассудком я
