тут же отворачивались, пока он, ковыряясь в словах, старался дать ответ на этот вопрос.
А пубертат пришел, и ничего не произошло, кроме дополнительных поводов для агрессии. Сильными лекарствами подавляли инстинкты, убивали гормоны, снимали активность – получался законченный вялый идиот.
Ирка вышла замуж и родила сына. Никаких способов проверки на генетическую опасность еще не было. Просто ждали, что будет. Кажется, повезло.
Игорек жил счастливо – его обожала бабушка, посвятив ему всю себя. Мать, уйдя на пенсию, переняла ее жертвенность. Отец гордился дочерью и внуком. С сыном молча смотрел футбол.
Но пришло время, и бабушки не стало. Она всегда спала с внуком в одной комнате, подтыкала ему одеяло, давала по ночам специальные таблетки, которые надо было принимать по часам, она всегда была рядом.
И вот ее нет. Первая потеря для вечного мальчика: бабушка умерла. Он не сразу это осмыслил. Он не понимал, куда она делась и почему больше никто не печет его любимое печенье с майонезом. Но зато он был один в комнате и никто ему не мешал по ночам смотреть свой маленький телевизор. Это было начало показов сериалов – они шли по всем каналам, и Игорек не пропустил ни одного. Имена героев и названия пистолетов записывал, чтобы не перепутать. Он полюбил военные сюжеты, просыпался мужской инстинкт.
Родители были рады. Теперь он спал целыми днями и просыпался к вечеру, выспавшийся и спокойный.
Ирка с семьей жила неподалеку и приходила только по праздникам с мужем, сыном и новорожденной дочкой. Она смело рожала и смело жила своей отдельной жизнью, и у нее все было хорошо.
Игорек старел, оставаясь вечным мальчиком. Он этого не замечал и не замечал, что стареют родители.
Отец вышел на пенсию и затосковал дома. Игорь спит весь день. Дочь отпочковалась. Жена на работе, приходит отдохнувшая, полная всяких новостей и отоваренная продуктами, которые завозили прямо на работу. А куда деться пенсионеру? И отец нанялся ночным охранником на заводе. Охранник тогда был полным ничтожеством, не то что нынче: форма, оружие, уважение властей, зарплата.
Началась перестройка.
Муж Ирки разбогател, не так, как новые русские, конечно, но все же они смогли построить хороший двухэтажный дом, и отец еще успел увидеть этот дом, хоть и недостроенный, но вполне внушительный.
Он приехал с женой и сыном. И был потрясен – не мог себе представить такое чудо. Пока жена обсуждала с дочерью возможности зеленой изгороди и японской горки, отец забрался по приставной лестнице на второй этаж, и там зять показал ему секретное помещение: отодвинул пианино, за ним была спрятана незаметная дверь, потом медленно набрал код на замке и открыл двойную толстую дверь. Там был склад оружия.
– Зачем? – спросил тесть и вдруг понял: за богатство надо платить страхом.
И не стал настаивать на ответе. Хотя зять ответил:
– Спрячусь, когда за мной придут.
Посмеялись.
Вдруг услышали голос своего барабанщика:
– Так вот где все спрятано.
Переглянулись, отец сказал:
– Ну конечно, Игорек, мы здесь спрятались, а ты нас нашел. Хороший мальчик.
Пока хороший мальчик строил какую-то фразу, вылезли из камеры, и отец увел сына подальше, предлагая перенести прятки во двор. Игорек убежал прятаться в сарай, а отец стал изображать, как долго он ищет и как здорово спрятался его сорокалетний мальчик.
Когда умер отец, Ирка перевезла мать с Игорьком в новый дом. Мать согласилась. Тут всё было удобно и не надо думать о мелких бытовых проблемах.
А их квартиру продали, и это был хороший вклад в новостройку.
Игорьку нашли дело – он стал у них дворником. Ему очень нравилось чистить двор от осенних листьев, зимой от снега, а весной и летом от пыли. Целыми днями он ходил с метлой в руках. Он думал, что это навсегда. И его это устраивало.
Мать скучала, ей не хватало деятельности и общения. Ирка возила ее иногда на машине в город в парикмахерскую и оставляла на несколько часов. Потом возвращалась и платила немалую сумму за все радости парикмахерской жизни.
Обретя молодость и привлекательность, мать хотела кому-нибудь ее предъявить. И тогда Ирка покупала ей экскурсии в самые недоступные прежде страны и порой даже оплачивала маминых подруг, чтобы ей не было скучно в этих поездках.
А Игорек чистил дорожки и сжигал листья.
Но он запомнил секретное место и хотел его еще раз увидеть. Один раз он спросил о нем, но на его вопрос никто не ответил. На него вообще не обращали внимания.
Только мать говорила с ним, как обычно, шутила, щелкала по носу, щекотала – и он смеялся, как маленький мальчик. Мама обнимала и ласкала его, она заменила ему в этой жизни многое. Она любила его таким, каким он стал, – маленьким старым мальчиком.
Но мать положили в больницу. Ира сказала – это не страшно, скоро вернется, просто проверка в ее-то возрасте.
Больше он ее не увидел.
Когда спрашивал, говорили: полежит, скоро вернется.
А она не возвращалась. Игорьку не хватало маминой нежности, и он подошел к сестре и попросил его погладить. У Ирки подгорали котлеты на слишком большом огне и, пока она думала, сгорели совсем. Она орала как резаная, и Игорек ушел к себе в большую комнату с двумя кроватями. Одна была пустая, аккуратно прибранная.
Племянники к нему привыкли. Они же при нем родились и полагали, что это норма.
Старший, уже студент, согласился сходить с ним к врачу за новым рецептом. Раньше это все делала мама, вернее бабушка. Но при этом обязательно должен быть сам больной, хотя, как правило, никто его не смотрел, а просто давали новый рецепт на бесплатную покупку.
В автобусе Игорек начал громко комментировать улицу за окном, вызывая усмешки пассажиров. Потом он стал спрашивать соседку, где она живет и куда едет. Она вежливо начала объяснять, но он уже сам начал ей рассказывать своим барабанным голосом про то, что мама в больнице и больше не вернется и что кровать ее пустая.
Племянник показал всем, что, мол, он не в себе, не обращайте внимания.
Пассажиры и сами видели, что с парнем что-то не то, но это только притягивало их интерес.
И от восторга от их любопытства Игорек стал рассказывать, что у них в доме есть секретная комната, в которой много оружия, он сам видел – пистолеты, ружья. В ход пошли названия, которые ему очень нравились своим благозвучием: наган, парабеллум, вальтер, беретта…
Племянник сунул ему в рот жвачку, чтобы он заткнулся. Игорек попытался ее выплюнуть и, захлебываясь, продолжал кричать: у него был ажиотаж от внимания этих людей – они смотрели на него, не сводя глаз.
Один молодой парень просто вперился в него взглядом и пересел поближе.
– И что же с ними делают, с этими стрелялками? – спросил он.
Племянник потянул Игорька к дверям:
– Наша остановка! Слышишь? Поликлиника.
Автобус наконец остановился, и оба двинулись к подземному переходу. Поликлиника белела на другой стороне улицы.
Они шли по гулкому пустому переходу. Игорек, утомленный своим выступлением, плелся еле-еле.
За ними послышались быстрые шаги, их нагонял тот самый парень из автобуса:
– Э-э, стой, – крикнул он, – спросить хочу.
Но Игорек продолжал движение, не реагируя.
– Слышь ты, а где это у вас все, прямо дома?
Племянник не стал останавливаться, боясь потерять Игоря из поля зрения. Но парень не отставал, а требовал ответа.
– Ты, что, не видишь, что он психический? Мы к врачу записаны, к психиатру. Сейчас я его психиатру сдам – достал совсем с этими пистолетами.
– Но там не только пистолеты, – уточнил парень, – там ружья. А какие – охотничьи?
– Я тебя умоляю. Откуда?!
Они поднялись по лестнице и вышли на улицу.
Игорек уже стоял у знакомых дверей, всю свою жизнь он ездил сюда за рецептами и пытался открыть тяжелую дверь, привычно толкнув. Но, очевидно, двери поменяли, и висела табличка «На себя», которую не каждый замечал. Он толкал и толкал эту чертову дверь, и в нем нарастала агрессия. Еще немного, и он разнесет все к черту. Откуда только силы брались. Он отбегал и всем телом бросался на эту амбразуру, но амбразура не поддавалась.
– Ну видишь, – закричал племянник, ускоряя шаг, – он дверь открыть не может.
– А откуда оружие?
– Из сериалов. Всё подряд смотрит.
Парень недоверчиво поглядел на дурачка и вдруг спросил:
– А сколько ему лет?
– А ты как думаешь?
– Восемнадцать.
– Прямо. Шестьдесят два.
В этот момент ему удалось оторвать Игорька от двери, и парень близко и в ужасе разглядел
