и брошенных кишок, его одолел глубокий, непреоборимый сон.
Пирующие, шатаясь как пьяные, разбредались по землянкам. Некоторые остались отдыхать на том же месте среди брошенных внутренностей и распластанных на земле шкур.
Приглашение на праздник
Среди ночевщиков не было товарищей Волчьей Ноздри — Ао и Уллы. Еще в самом разгаре пира к ним подошла Каху. Она остановилась у того места, где они сидели. Каху была весела. Глаза ее улыбались. Несколько раз она пошевелила волосатыми губами, как бы силясь что-то сказать и не находя слов. Вдруг она ткнула в грудь сперва Уллу, потом Ао, беззвучно засмеялась и пошла дальше. Потом вернулась и оскалила кривые передние зубы.
— Зови Красных Лисиц! — сказала она. — Еды много. Вон сколько! Зверям достанется! Песцам и тому, кто любит мед. Зови своих! Вместе гоняли — вместе есть!..
Она опять осклабилась, смеясь замахнулась на Ао клюкой и заковыляла дальше.
Через минуту оба приятеля, захватив в дорогу по доброму куску мяса, пустились в путь. Пробираясь среди пирующих, им пришлось проходить мимо девушек. Когда Ао и Улла поровнялись с ними, девичий разговор сразу умолк. Девушки смотрели на молодых людей, подталкивали друг друга локтями и смеялись.
Одна только Канда не смеялась. Как только Ао встретился с ней глазами, она сейчас же повернулась к нему боком и прикрыла лицо ладонью, как при первой встрече.
Сделав несколько шагов, Ао оглянулся, чтобы еще раз взглянуть на Канду. Среди всех он видел только ее; он видел, как она приподняла ладонь и следила за ним глазами.
— Вот девушка! — сказал Ао, хватая Уллу за плечо.
Оба приятеля еще раз оглянулись. И только у самого поворота закинули за спину мешки с мясом и весело зашагали по тропинке вдоль берега Большой реки. Легкие, как лани, длинноногие и сухие, они шли молодым и упругим шагом. Таким шагом могли они двигаться с изумительной быстротой.
Солнце начинало склоняться к вечеру. Они завернули за мыс возле брода хуммов. Здесь они заметно убавили прыти, озабоченно вглядываясь туда, где за кустами скрывалось страшное жилье. И в тот самый момент, когда они со страхом поглядывали вверх, неожиданный звук за спиной заставил их вздрогнуть.
В чаще кустов стоял лохматый толстяк с накинутой на плечи рысьей шкурой. Это был сам Куолу.
— Ха! — сказал он. — Красные Лисицы!
Оба охотника со страхом попятились назад. Потом они вытащили из мешков по большому куску оленины и положили на кучу камней — обещанный дар.
— Вот! — прошептал Ао.
— Сказали — принесем, вот и принесли. Это тебе!
— Где достали?
— С Чернобурыми загнали. Много оленей! Очень много!
— Ха! — засмеялся Куолу. — Скажи им: это Куолу послал оленей!
Левый глаз его хитро щурился, а правый смотрел гордо и как будто поверх собеседников. Охотники тревожно глядели на могущественного колдуна.
Вот человек! Кто может сделать то, что Куолу? Улла раскрыл рот от искреннего преклонения и восторга.
— Идите! — сказал Куолу. — Всегда надо дарить Куолу. Куолу возьмет мясо — Куолу пошлет охоту.
Приятели закинули за спины опустевшие мешки и бодро зашагали дальше. Колдун долго смотрел им вслед своим прищуренным глазом. Когда они скрылись из виду, он приложил ладони к губам и громко свистнул. Из землянки показалась женская голова. Куолу поманил ее рукой. Женщина вылезла наружу и стала торопливо спускаться. Это была толстая маленькая женщина в меховой безрукавке, босая и простоволосая. На шее у нее брякало костяное ожерелье, а подол короткого платья был обшит бахромой из беличьих хвостов и птичьих перьев.
Это была Иза. Когда-то она была первая красавица в поселке Серых Медведей. Теперь она постарела и обрюзгла. На ходу она качалась, как утка, но это не мешало ей ловко преодолевать все трудные повороты и крутые спуски.
— Возьми! — скомандовал Куолу, указывая на мясо.
Иза послушно взяла куски и засеменила назад к землянке.
Опять Куолу
Три дня продолжался пир победителей. После долгого поста люди с жадностью глотали мясо. Еда начиналась с утра и тянулась до вечера. На другой день начали прибывать люди из племени Красных Лисиц.
Первыми пришли охотники и старшие подростки. Девушки и дети немного позднее. После всех доплелись матери с грудными ребятами, под охраной более сильных стариков. Старухи и слабые старики не пришли. Они остались дома и ждали, когда им принесут остатки еды.
За ночь трупы остыли и потому сырого мяса уже никто не ел. На берегу горели костры. Женщины раскладывали на угольях нарезанные ломти или вертели над огнем большие куски, надетые на палки. К вечеру второго дня Чернобурые настолько были сыты, что ели уже лениво. Больше лежали около костров, черпали воду из реки берестяными черпалками и пили медленными глотками. Зато Красные Лисицы торопились наверстать упущенное.
Гонцы Ао и Улла не стали есть со своими. Они направились прямо к оленю Уаммы и Баллы. Их встретили веселыми криками приветов. Глаза Ао прежде всего искали Канду. Она сидела на этот раз не с матерью, а недалеко, вместе с другими девушками, возле тушки маленького олененка. Канда улыбнулась при виде молодых охотников. Глаза ее блестели, а на лице пылал яркий румянец.
От солнца с южной стороны побежала по реке золотая дорожка. Был полдень, когда из-за кустов внезапно появился рядом с крайним костром Уаммы волосатый человек. Он был в меховой безрукавке, в меховых штанах, с сумкой и коротким копьем в руке. Тупу-Тупу первый узнал его:
— Куолу!
Все заволновались. Что ему нужно? Куолу боялись, его никто не любил. Да и за что было любить? Он был «юсора», колдун. На что ни взглянет, все ему надо.
— Я—«юсора»! Что захочу, то и сделаю! Захочу — пошлю удачу; захочу — огненную болезнь!
Впрочем, наше слово «колдун» не совсем передает слово «юсора».
Что такое колдун для людей, живших в это отдалённое время? Колдовали тогда все. Колдовал каждый охотник, заклиная словами, обрядами и танцами дичь, которой он хотел овладеть. Колдовала Мать-матерей, охраняя заговорами жизнь и благополучие своего поселка. Колдовала каждая мать, оберегая здоровье своих детей. Но их не называли колдунами. Их действия и слова имели в виду общее благо племени или рода. Матери бормотали заговоры у порога своих землянок, чтобы защитить ее от беды.
Другое дело колдун — «юсора». Он был отщепенец.
