Вы не поможете нам к празднику? — безнадежно спрашивает воспитательница, потому что я ни разу не помогал. — Все родители помогают.
— Совершенно некогда, — замечаю я. — Как мой сорванец?
— Нормально, — обиженно отвечает она, — глазенки умненькие у него, ими все буравит-буравит...
— Когда помочь? — теплым голосом перебиваю я.
— Приходите за часик до утренника.
В праздничный день садик ликовал. Детишки в беленьком, как снежные комочки, катались по залу. Родители чего-то развешивали, клеили и расставляли.
— Ну чего же вам поручить? — посмотрев с сомнением на мою фигуру, спросила воспитательница.
— Что-нибудь умственное, — подсказал я.
— Тогда надуйте малышам шарики.
Малыши, как воробьишки, облепили меня. Каждый совал шарик, и я заработал, как компрессор. Разноцветные шары так и выскакивали из меня — я их надувал с одного выдоха.
На одиннадцатом шарике перед моими глазами вдруг поплыли зеленые круги. Видимо, с непривычки быстрое дыхание вскружило мне голову. Я задышал ровнее, и все-таки на семнадцатом шарике к зеленым кругам прибавились красные, кровавые. Руки и ноги слегка задрожали. Я старался надувать медленно, помня, что в группе тридцать человек.
— Дядя, а у меня слабый, — сказал аккуратный мальчик.
«Наверняка сын ревизора», — неприязненно подумал я, додувая ему шарик.
После двадцать первого меня прошиб холодный пот. Дрожащая рука с шариком никак не могла найти рот.
— Дети, — слабо сказал я и сел на сына ревизора. Он выскользнул и подсунул под меня малюсенький стульчик. Теперь я стал одного с ними роста.
Не доверяя моим дрожащим рукам, малыши упростили операцию и сами заталкивали шарики в мой рот. Мне оставалось только дуть. И я дул, превозмогая подступающую тошноту.
Надувшись нормально, двадцать пятый шарик неожиданно весь воздух с силой вдул в меня. Я опять его надул, и он опять вогнал воздух мне в рот, ибо силы мои кончились. Так повторялось несколько раз. Детишки взяли меня в плотное кольцо и хором хохотали, потому что шарик надувал меня. Малышам такой дядя начинал нравиться.
— Братцы, — прошептал я, чувствуя, что сейчас двадцать пятый проглочу.
Мое тело поползло со стульчика. Ребята схватили меня за руки и за ноги, и я растянулся на полу, как Гулливер, облепленный лилипутами. Белая мгла поползла на меня...
— Вам плохо? — послышался голос воспитательницы.
— Нет, почему же, — сдернул я мокрое полотенце с головы и, придерживаясь за домики из кубиков, пополз к выходу.
Спорт в две тысячи первом
Поскольку все движется вперед, то спорт двинется туда же. Он станет более мужественным для мужчин и более женственным для женщин. И более нервным для болельщиков.
Начнем с королевы полей — легкой атлетики. Стометровку бегать перестанут — ну что это, близко очень. Будут бегать стокилометровку, а будут ее бегать за час: полчаса туда и полчаса обратно. На ходу, конечно, пить черный кофе, это уж как положено.
Бега с барьерами не будет. Ну что это за барьеры — не выше штакетника. Будет бег с заборами настоящими, с частных дач, утыканных гвоздями и колючей проволокой.
Кроме прыжков в длину появятся и прыжки в ширину. Это будет очень интересный вид спорта. Значит так: спортсмен бежит-бежит прямо, отталкивается и прыгает боком вправо.
Исчезнет спортивная ходьба, уж очень это смешно. Если все так начнут ходить, то в городе и не пройдешь. Кстати, не будет и толканья ведра, потому что это совершенно ни к чему.
Естественно, что тройной прыжок станет пятерным — слава богу, сейчас народ стал высокий. Вон десятиклассники такие дяди, что рядом с ними кажешься семиклассником.
Дальнейшее признание получит бег с трамплина. В этом виде спорта все останется по-старому.
Вот в биатлоне перестанут играть три два три, а будут вновь играть по-старому: «е» два — «е» четыре. Кстати, что это такое —биатлон? Или вот ещё: спидвей?
Станет тяжелей штанга. Такая, что никто не захочет ее поднимать. Кому охота надрываться. Останется лишь толкание штанги. Толкать будут правой ногой — кто дальше откатит. Кстати, наконец-то до штанги будут допущены женщины. Действительно, если мы разрешаем им поднимать лом, то почему же штангу не разрешить.
Футбольный мяч станет кубический — круглый надоест. Кстати, в две тысячи первом мы обыграем команду Люксембурга. Интересно, что у них в команду войдет все мужское население страны, а у нас не все. Но мы все равно обыграем.
Еще более силовым станет хоккей с шайбой. По просьбе телезрителей шайбу увеличат до размера пачки пельменей. Зато в клюшки зальют свинец. Когда хоккеиста будут удалять, то его противника будут уносить.
Замеченная тенденция в боксе будет развиваться. Нам даже трудно представить будущего боксера. Это будет ученый с массивной челюстью. Именно в две тысячи первом будет проведена встреча талантливого боксера и талантливого академика. Она будет заключаться в том, что боксер в перчатках станет подступать к академику, а последний должен его, значит, интеллектом. Так сказать, талант на талант.
Ничего не изменится в фигурном катании — так и будут дальше фигурять. Только вместо мини, если там сейчас наберется на мини, войдут в моду брючные костюмы. Как будут эффектны обороты три на четыре!
Не отстанут от коньков и лыжи — появится фигурное катание на лыжах. Для этой цели будут выпускаться специальные лыжи — короткие, волнистые и загнутые набок. Причем правая лыжина будет ехать влево, а левая — вправо. В парном дуэте это будет интересно. Наши парни не подведут.
В заключение хочется сказать, что исчезнет вело- и мотоспорт, поскольку появятся «Жигули». В спортивную жизнь прочно войдут автопробеги до Сочи и обратно. Это будет здорово!
Как мужчина мужчине
Братец, ты остался один посреди житейского океана. Без руля и ветрил. И без боцмана — она уехала в отпуск. Остался компас —длинный список дел, которые тебе надо сделать. Но зачем компас без руля? Поэтому завали нечаянно список за диван, и тебе будет спокойнее.
Некоторые думают, что ходить на работу, учиться, руководить, писать труд и сидеть дома мужчина умеет только при помощи женщины. Без жены я прожил двадцать четыре рабочих дня. Мужчина без женщины
