прошла по персиковому саду и чайной плантации.
Показывали снова американских сейсмологов. Что-то можно было понять, что их программа пришла к концу. Теперь говорят, что наши возобновят ядерные испытания, не говорят, когда. Запустили ночью новый космический корабль с двумя космонавтами. Они будут жить в «Мире». Пока землетрясения происходят на Гавайях, Тонга, Фиджи, в Японии, в Греции – мы не придаем им большого значения. Хотя ведь Греция не так далеко от нас, но это «не у нас». У нас пишут о наводнениях в Грузии и в Перу. Там больше погибших, но это и дальше. А из Колхидской низменности опубликовали даже фотографии. Пишут, что ущерб колоссальный.
Дома двадцать градусов, на улице плюс два. Оттепель. Для тебя и это пешая прогулка, живи впечатлениями от пешей прогулки. Жил бы, да под ногами очень скользко. Наш морской климат очень уж любящий, при всех контрастах, ровную влагу. В девять распечатал новую пачку «Беломора». Тепло. Почему-то, если я езжу накануне куда-нибудь поодаль, у меня папиросы раньше кончаются на другой день утром. Вся эта нумерация, весь этот календарь 77–78 годов – дикая липа. Липпе подарили «Творения» В. Хлебникова – вот что я важного узнал. Теперь этот Хлебников есть совсем поблизости, но Элку не найти порой. Втроем устраиваем три засады. Я съездил вчера на Сенную и привез пять пачек «Индийского чая» по рублю и на пятачке купил килограмм яблок, на обратном пути. Под ногами наледи и лужи, очень боишься поскользнуться. Чай и «Беломор» теперь есть, все есть – не без гордости я говорю. Моя рукопись где-то между Б. Останиным и В. Эрлем находится – не имею вестей. Радио ничего о судьбе наших рукописей не говорит, можно бы и радио не слушать. Последние известия ничего не дают, пока нет сенсации. Прогноз погоды увял и отодвинут в самые концы передач. Удивительно, что он еще вставляется в передачи. Его мы имеем. Эстония, мы…
Я лежу и растворяюсь в полусне. Во всяком случае, когда приходит Кира, он заключает по моему виду, что я спал, но я не спал, а ждал его. Просто так сильно расслабился. Он видел Б. Останина и рассказывает кое-что новое о его планах. Он опять собирается меня печатать, на этот раз в сборнике «Москва – Ленинград». Вот об этом поговорили, кое-что сказали о тех пятнадцати страницах, которые могут мне выделить. А потом заговорили о радио и о Ю. И. Галецком. Я повторил то, что думал раньше, но Кира ушел, ему нужно было уходить, мы не успели двухсторонне обсудить этот вопрос. Я сварил и выпил чая и только после этого немножко воспрянул духом. Кира напился где-то перед тем, и я пил один. Принес железный чайничек и пиалу в комнату, я пил, а он разговаривал по телефону с Эллой, и она мне обещала дать почитать «Творения», а так они между собой говорили. Договаривались о встрече в Купчине, но я не знаю – договорились ли? Позже снег и лед сбрасывали с крыш, и я боялся за целость наших стекол. Но решетки не подвели – окна выдержали.
Утром Вера едет в «Академию», а я помню, что год назад она вот так пошла и принесла «Мифы и сказки эскимосов», книгу, лучше которой не придумать и которая у нас открыла цикл покупок через Лену сказок самых различных – турецких, сингальских, полинезийских. Книги этой серии стали чуть повыше, все новые выше прежних. А выходили они еще и в бумажных обложках: афганские, Систана, кхмерские… Я желаю ей всего самого лучшего в магазинах найти и напоследок говорю, чтобы она не просмотрела «Довмонтов город» и «Искусство древней Карелии» – две книги, которых мне как будто не хватает и которые еще я надеюсь застать на прилавках. Только двенадцать, и я один в комнате, т. е. в соседней комнате есть мама, она слушает радио, а до меня доносятся только звуки голосов – слов я не могу разобрать. Мысленно я с Верой где-то там, на Литейном. Конечно, может и не повезти, но я желаю ей всего хорошего. Она поищет. И теперь, надо надеяться, что пришлют В. Хлебникова по международной пересылке. О Н. Клюеве ничего не слыхать – ни из Вологды, ни из Архангельска книг не шлют, хотя мы сразу после объявления написали и я еще ходил отправлять открытки в страшный (34°) мороз. Это я просто так говорю о «Довмонтовом городе». «Довмонтову повесть» я просто не купил, хотя она еще мне попадалась на прилавках. Я смотрел и почему-то не брал. Кира тоже ее не купил. И так мы чисты и пусты и говорили о трудах отцов Церкви, которые мы повидали в своей жизни, а Кира и сейчас видит в «Богословских трудах», которые стоят столько же, сколько и «Часы», и трудно их доставать. Конечно же, сказки она сегодня принесет – «Тысячу и одну ночь», – она должна сегодня выкупить четвертый том. Она звонит и говорит, что продается «Формирование японской национальности с XVI по ХХ век», «Путешествие в каменный век» – что-то о Новой Гвинее, которой я как бы брежу. Мне все кажется, что Гвинея – африканская – новая и есть, а Папуа – только так – этнографический полигон какой-то. Говорю, чтобы покупала. А еще продается том трудов памяти Б. Владимирцова – человека, в квартире которого я прожил пятнадцать лет, все время Брежнева, но этот сборник Вера не покупает. Она говорит, что труды самого Б. Владимирцова она бы купила, но об издании собрания его сочинений речь и в плане не идет, а обещали что-то.
В Кабуле частичная амнистия, тысяча триста человек выпущено на свободу, а западные журналисты передают, что человек семьсот. И у нас специальным постановлением Президиума освобождают из лагерей до сорока двух инакомыслящих, в том числе М. Мейлаха, о судьбе которого я кое-что слышал. Бодрящие новости. Говорят, что стыковку космических кораблей покажут в утреннем выпуске «Времени». Как всегда, интересны документальные эпизоды из Вьетнама, сегодня много показывают Дальний Восток. Япония – день северных территорий, а так – Вьетнам под бомбежками и Вьетнам сегодняшний. Показывают амнистированных афганцев – совсем как мы, и после этого испытываешь какую-то нежность к вьетнамцам, тоже мы. А могли бы быть передачи такие прозрачные, как заметки Кришнамурти, а, к сожалению, показывают эти страны только в связи с войнами. Как много показывали Вьетнам в семьдесят девятом, в связи с китайско-вьетнамской войной. Мы, конечно, ничему не верим, что видим, но, м. б., это необходимое условие своеобразного надэстетического переживания.