Леон Джейбикс
Садко и Мона Лиза
1
Лунная ночь обволокла бесконечные просторы; поля, слегка покачиваемые прохладным ночным ветром, высокие, мощные леса из превосходных корабельных сосен — все будто заснули до утра. Нежная луна, робко выглянув из-за облака, окропляла своим мягким светом водную гладь. Тонкая, стройная река вилась вокруг холмов и уходила куда-то вдаль, к синему морю. Этой ночью Чернава была особенно прекрасна.
Где-то на холме, на полянке, с прорастающими колокольчиками, слышались звуки старинной песни. Ноты ее вздымались в воздух и уносились далеко-далеко. Голос бархатный и звучный пел, возвещая о конце лета.
Садко в своем вечернем одеяние сидел на мокрой от росы траве, играя протяжную песню и задумчиво смотря куда-то в даль. Каждую ночь в течение последних пяти лет он ходил на берег Чернавы, и оставался там. Казалось будто бы ничего не поменялось, вся та же лунная ночь, все те же шепчущие поля. Но эта ночь была для него особенной.
Прошелестела мягкогнущаяся трава, и кто-то легким и нежным движением положил на плечи Садко свои белоснежные руки.
— Заждался? — прозвучал сладкий голос. Мужчина повернул голову. Сзади, облокотившись на его плечи и прильнув к спине, обнимала его шею Чернава. Она улыбалась ему той самой кроткой улыбкой, которую он полюбил.
— Да, моя луна — ответил он теплым, спокойным голосом. Девушка села рядом с ним на траву, а затем, поправив косу, легла ему на ноги, обратив свой взгляд на звезды. — Правда прекрасная ночь? — спросила она. — Замечательная ночь — выдохнул Садко, — возможно для меня она и последняя. Чернава оторвала свой взгляд со звезд, переведя его на возлюбленного.
— Что с тобой, мое солнце? — в ее голосе прослеживалось легкое удивление, хотя было видно, что она пыталась его скрыть.
— Последнюю неделю у меня кружится голова, больно в сон клонит. Утром я исторг из своего нутра целую лужу крови. Лекарь говорит, что я долго не протяну.
Чернава встала. Ее волосы поблескивали лунным светом, а лицо ее с грустной улыбкой обратилось в его сторону. Вытянув руку, она стояла перед ним, столь прекрасная, что ее легко можно было принять за ангела, спустившегося на землю.
— Пойдем — молвила она.
Садко встал. Взяв ее руку он покорно последовал за ней. Шелестели травы, стрекотали кузнечики. Чернава вела его вниз, пока они с Садко не оказались по пояс в темной воде. Остановившись, Чернава обернулась и поцеловала его.
— Поспи, и проснись, когда я уйду. Пусть моя жизнь наполнит тебя. Ты мое солнце, и как все живое не может существовать без света, так и я не могу быть без тебя. Спи, и пока ты будешь лежать, я укрою тебя своим теплом, защищу от всего. Спи.
Чернава положила руку на его голову и опустила в воду. Садко почувствовал теплые объятья воды со всех сторон, его веки отяжелели, и последнее, что он смог увидеть сквозь водную рябь, это, освещенное луной, нежное лицо своей возлюбленной. А затем его окутала тьма.
2
Легкий ветерок гулял средь холмов по высохшему руслу реки. Последняя ее живая струйка подползла к руке лежащего на земле мужчины, коснулась его, после чего исчезла. С этого момента реки больше не было, она полностью испарилась, ушла в небытие. Солнце палило, был самый разгар лета.
Садко открыл глаза. Он видел вокруг холмы, поросшие травой. Он не узнавал ничего вокруг, но бы готов поклясться, что видел это место где-то раньше. Его рука была влажной от последней струйки пересохшего ручья. Он поднял руку и поцеловал ее в то место, где находилась последняя не высохшая капля.
— Я всегда буду тебя любить, ты будешь лучшей частью этого мира.
Небо было безоблачно. Палящий день застилал все, на что мог пасть глаз. Садко направился в сторону своего селения, в котором он жил. По дороге он не мог узнать ничего вокруг, все казалось чуждым и незнакомым. Придя на то место, где должно было располагаться селение и его купеческий дом, он ничего не обнаружил. Везде высились сосны, и не было даже намека на деятельность человека.
Так проблуждал Садко в поисках живой души весь день. К вечеру на небе сгустились тучи, природа предвещала начало дождя. Садко в легкой одежде был совсем не рад светлой перспективе промокнуть под ночным дождем. Он уже было смирился с мыслью, что ему придётся переночевать на сырой земле под мокрой сосной, как вдруг, вдалеке он заметил костер. Это был первый признак человеческого присутствия, который он встретил.
Садко не мог знать точно, кто сидит у костра, добрый человек или разбойники, поэтому тихо прокрался к кустам и стал слушать.
У костра сидело семеро в странных, доныне невиданных Садко одеждах. Он был способен разбирать их речь, однако многое в ней он не понимал.
— А я тебе говорю, что если прижать руку ближе к бриджу, то и звук будет более чистый, а палмьют так вовсе станет четкий как гвозди.
— Ну так покажи, не стесняйся!
— Давай ее сюда.
Парень сидевший с каким-то странным деревянным инструментом встал, подошел к девушке напротив, и отдал ей странное приспособление. Заиграла музыка. С их стороны начало доноситься пение и смех, разговоры и веселые шутки. Постояв еще немного, из услышанного Садко смог заключить, что перед ним хорошие люди. Он решил выйти к их костру.
Когда он вышел из-за ветвей, все сидевшие у костра люди разом стихли.
— Добрые люди, разрешите ли уставшему путнику присоединиться к вашему костру?
Люди у огня переглянулись, после чего посмотрели на бородатого мужчину, сидевшего на пне. Тот встал и протянул басом:
— Присаживайтесь коль нужда есть. Только скажите, кто вы такой?
— Я музыкант, купец новгородский — ответил Садко. — Волей случая заблудился в лесу, но увидев ваш костер, решил выйти на огонь.
По кругу прокатился небольшой смешок.
— Купец говоришь?! Тогда я буду боярин! — просмеялся парень в красном одеяние.
— Музыкант, а чем докажешь? — спросил другой, в синей накидке, оценивающе смотря на Садко.
Садко снял с пояса гусли. — Наверное, проще вам показать — проговорил он.
Садко начал играть, а все вокруг него с упоением слушали те чудесные звуки, что издавал его инструмент. Все вокруг будто притихли, вслушиваясь в слова баллады, которая тянулась бесконечно, подобно звездам в млечном пути. После того как он прекратил играть, все начали оживленную беседу, расспрашивая Садко
