на ночное время сотни две. По всей трассе стояли газовики с ракетницами, чтобы выстрелами давать знать о прохождении газа и выталкивании воды из трубы… Шипело, фыркало, плюхало и вспыхнуло вдруг, взметнулось пламя и осветило окрестности. Ханты с оленьими упряжками сначала было шарахнулись врассыпную, но скоро вернулись опять наблюдать за необычной работой: любопытство перебороло страх.
Газ пришел помогать жителям забытого богом Березова. Рыбозавод был единственным здесь предприятием. Для строительства новых корпусов ему требовался кирпич. Завозить далеко, удобнее делать на месте. И решили для этого газ применить. Пустили работать горелки — оказалось, не те. Нашлись умельцы и, с грехом пополам, соорудили свои. Горели они и шумно, и ярко, но режима, какой требовался, сразу задать не могли: где получалось нормально, где глина не пропекалась, где был перекал — шел брак. «Золотую середину» искали упрямо и мало-помалу нашли наконец: кирпич выпекался доброго качества.
Газ пошел и на обжарку рыбы в консервном цехе, на котельную. Случались смешные моменты. Прибегает однажды директор рыбоконсервного, заявляет испуганно:
— Прекратилась подача газа!
— Не может быть!
— Из трубы дым не идет…
За долгие годы директор привык, чтобы труба в котельной завода дымилась денно и нощно. Не укладывалось пока в сознании, что газ, сгорая, дыма и копоти не дает…
Мержин настраивался на бурение первых скважин в Березове, но за тот год, что он там прожил, пока его не отозвали в Тюмень, до буровых работ дело не дошло. Потому что центр тяжести переместился на Игрим, куда Николаю Филипповичу вскоре пришлось часто летать с проверкой…
Действительно, время катилось, дела на тюменщине росли вширь и ввысь. Не успели оглянуться, а уже возникло объединение «Тюменьнефтегаз», а вскоре и главк, ибо миру явились Шаим, Сургут, Самотлор, Мегион и другие места, которые вкупе и назывались по праву «открытием века». Начальником главка стал Виктор Иванович Муравленко. Однажды он пригласил Мержина к себе и спросил:
— Какая работа тебе по душе? Выбирай.
— Я нефтедобытчик. Но могу остаться и начальником отдела газа.
— У меня возражений нет, — кивнул Муравленко, — Но ты познакомься пойди с главинжем объединения и главинжем главка.
Заходит к ним Мержин, сидят в одном кабинете два главных инженера, о чем-то беседуют. Едва он дверь приоткрыл, умолкли. Который в объединении главный, раздраженно спросил:
— Тебя стрелять или вешать?
Усмехнулся по-обычному Мержин, заговорил с рокотком, хрипловато:
— За что такая немилость, пока не ведаю. Но всяк человек в чем-то грешен. Если приговор уже вынесли, то лучше стреляйте: быстрее конец.
Шутку его не приняли, он это увидел по лицам сидящих.
— Вот что, — сказал главный инженер главка, отчеканивая каждое слово, сдвигая брови. — Я не дам тебе должности начальника отделения добычи газа. Иди простым специалистом. А не хочешь — можешь увольняться по собственному желанию… в связи с реорганизацией.
Окатили холодной водой, а жарко стало. Мержину не хватало малости, чтобы взорваться. Но пересилил натуру, вышел внешне спокойным. Хотя внутри все кипело, угомонил себя, начал рассуждать, прикидывать. Во-первых, кого-то на его место уже нашли. Конечно того, кто главинжу поближе, а может даже и породнее. Во-вторых, начальник главка, давая ему назначение, не посоветовался с главным инженером. Тот обиделся, повернул по-своему. Но ведь это амбиция, грубость, граничащая с недалеким умом. В конце концов, Мержин давно уже не мальчик, пережил, испытал немало всего, стаж за плечами солидный и дело свое исправно ведет. На Кубани работал — в почете ходил. Здесь три года без отпуска, без выходных. Долг понимает, долг исполняет, так зачем же вожжами дергать и понужать, как савраску? Ранила душу несправедливость. Надо еще раз зайти к Муравленко…
У Мержина о Викторе Ивановиче сложилось четкое впечатление: человек государственный, далеко видит. И манеры — иным поучиться. Не шумит, разговор ведет мягко, с полуулыбкой. Мержин к нему пришел на прием, но попал не в струю: Муравленко был чем-то сильно расстроен, от него пахло сердечными каплями. Слушал и хмурился. Ответил с досадою:
— Вопрос твой действительно в компетенции главного инженера.
— Я понимаю. Но зачем на меня было спускать с порога полкана? С первого шага выказывать такой недружелюбный тон? Теперь посудите, Виктор Иванович, как мне работать с ним? Без причины грызть будет, а если причина вдруг? Хана мужику!
— Что предлагаешь?
— В главке, я знаю, скоро будут создаваться новые нефтегазодобывающие управления. Прошу меня направить в одно из них.
Муравленко кивнул, досада стерлась с его лица.
— Это в моей компетенции. Я обещаю… Кстати, Викентий Кузьмич Латунин, первый секретарь обкома партии соседней области, ставит вопрос о создании у них такого управления. Так что готовься, а пока трудись там, где укажут твои непосредственные начальники…
Успокоенный, с раскрепощенной душой, Николай Филиппович вышел из главка. Когда неприятность отринута, настроению возвращено желанное равновесие, то хочется плечом потеснить гору. Но и щелчка бывает достаточно, чтобы вышибить иного человека из этого бодрого состояния. И часто такие щелчки падают непредугаданным градом…
Мержин еще не успел дойти до своего рабочего места, как его догнал сослуживец и, перепуганный насмерть, сообщил:
— На Пунге открытый фонтан, колоссальнейший выброс газа!
Николай Филиппович кинулся выяснять подробности.
Буровики пробурили скважину, обсадили колонкой. Перед сдачей в эксплуатацию скважину промывают. Ее и промыли, но не продули задвижки, осталась вода. А мороз на беду ударил крутой — за сорок. Одна из задвижек треснула, от лудла (есть там такая деталь) оторвало кусок, и газ начал играть — вырвался в это отверстие под давлением сто пятьдесят атмосфер. Вина была не на совести добытчиков, а на совести буровиков, и Мержин срочно позвонил их начальству, сказав:
— У вас открытый фонтан! Принимайте меры!
А Муравленко в известность не поставил, подумал, что достаточно и того, что буровики знают. И попал впросак. Начальник главка вскоре потребовал немедленно явиться к нему.
— Как это так? — строго спросил Муравленко. — Я от других узнаю, что у тебя на Пунге авария!
