Шел тогда 1962 год.
— Ты что, инженер, задумчив? — спросил за обедом отец.
— Нефть большую в Сибири открыли…
— Не туда ли и ты собираешься?
— Подумываю.
— Господи-боже! — воскликнула мать и заохала. — Хочешь в ссылку себя добровольно загнать?
— Еще «на каторгу» скажете! Если коснется, то я не боюсь Сибири. Готов туда ехать.
Желание созрело с течением времени, но отправляться в далекий край с бухты-барахты, не разведав брода, было все-таки страшновато.
И послали тогда одного «ходока» — краснодарца Ивана Ивановича. Был он и старше, и опытнее. Ступай, сказали ему, все разузнай ладом и дай сюда знать. Перед дорогой сели застольничать в доме Мержиных. Мать Николая Филипповича постанывала, едва не плача, говорила:
— От фруктовых садов, от тепла — в неведомую Сибирь собрался! Не потеряйся хоть там, Иван Иванович, напиши…
Проводили Ивана Ивановича, и он точно сгинул. Месяц нет от него вестей, другой… Давай искать его, названивать. В Тюмени сказали, что такой-то в Березове…
Дозвонились однажды — экая радость была! Говорил им Иван Иванович:
— Приезжайте. Дома построили… Скоро будем бурить…
Снимались с насиженных мест разом и вместе: Мержин с семьей и жена Ивана Ивановича с детьми. Ходоку телеграмму дали, чтобы в Тюмени встречал…
Прилетели. Встретились с ходоком своим радостно. Тот их в гостиницу сразу повез, устроил и на другой день убрался в Березово, в историческое селение, куда загнала когда-то судьба Меншикова, генералиссимуса, «полудержавного властелина». Мержин вспомнил об этом и просил начальство отправить их поскорее туда на работу. А ему отвечали, что не стоит спешить…
— Но мы приехали не в гостиничных номерах бока пролеживать!
— Хорошо, — говорили в Тюменском совнархозе. — Как вы хотите попасть в Березово?
— Самолетом.
— А лучше — водой. Пейзажи посмотрите здешние…
— Сколько на пароходе плыть?
— Да без мала недельки две…
— Опять заставляете нас прохлаждаться? А нефть когда добывать? — Мержин бледнел лицом.
— Успеется…
Медлительность эта была непонятна Николаю Филипповичу. Тюмень, в те годы мало чем примечательный деревянный город, они уже давно исходили вдоль-поперек и стали скучать, даже отчаиваться. Зачем приехали? Кто их тут ждал? Иван Иванович вообще повел себя странно: даже детей и жену не взял с собой в Березово. Что все это значит?
Мержин проявил характер, как следует поднажал и — вот он, трап самолета: проходите, покорители нефтяного приобского севера, занимайте места согласно купленных билетов…
3
Прилетели в Березово, выгрузились. Иван Иванович был тут уже начальником укрупненного нефтегазодобывающего промысла, распорядился транспортный тягач подать. Влезли в него с детьми, узлами и чемоданами. Загрохотало, рванулось — поехали.
Тряслись недолго. Вылезли, огляделись: кругом тайга, глухомань. Сам поселок стоит в отдалении, при слиянии Вогулки и Сосьвы. Но где дома для нефтяников, газовиков? А нету их! Там, где им быть должно, только еще лес вырубили… Настроение гнетущее, погода паршивая, дождь вперемешку со снегом, ветер насвистывает, как Соловей-разбойник. Принялись краснодарцы ходока своего костерить. Ах ты, Иван Иванович, нечистая твоя сила! Куда заманил, завез? Одни были бы, а то с детьми малолетними, — вон как озябли, дрожат. Что дальше-то будет? Поглядывают на Ивана Ивановича, а на него эта ругань вроде как и не действует. Да еще стал язвить и покрикивать:
— Я тут прозябаю, и вам для закалки не повредит! Захотели ковровой дорожки? Ее никому тут не стелят. Дороже то, что выстрадаешь…
— Мы тебя раньше таким не знали, Иван Иванович, — сказал Мержин. — Изменился ты что-то быстро в худшую сторону.
От слов этих Иван Иванович не попятился и так отвечал:
— Надо уметь перешерститься: в будень изнанкой, в праздник лицом.
Не так и мудрено, а верно: что-то происходит с Иваном Ивановичем, что-то в нем нехорошее вывернулось.
Много позже жизнь ясность внесла. Оказалось, Иван Иванович здесь подругу себе завел, спал на мягкой постели, ел румяные пирожки, запивал молоком. Ну, случилось такое, влюбился мужик или там спутался, с семьей развестись решил, тогда честно скажи об этом. К чему было жену и детей сюда вызывать, заставлять их невзгоды терпеть напрасные? Ну не дрянь ли ты после всего такого, Иван Иванович!
Мержин, по натуре, своей, негодовал не за глаза, а в глаза выговаривал старому приятелю. Выпал «ходок» из души Николая Филипповича… Выпасть-то выпал, а дела общие нужно было им продолжать. Мержин, как главный инженер этого укрупненного нефтегазового промысла, по положению был правой рукой Ивана Ивановича.
Николай Филиппович все еще жил в конторе, куда Мержиных поселили с момента приезда. Днем — рабочий кабинет, ночью — жилая комната.
Беспорядка, неразберихи на производстве хватало. Зима подступает, а буровые вышки, другое ценное оборудование на берегу Вогулки в разобранном виде лежат. Надо бы все это перевезти, смонтировать и освоить уже пробуренную скважину. Освоить и дать первый газ рыбоконсервному комбинату. Задача была не только трудная, но и опасная: мало опыта, приходилось на всякие нарушения идти из-за отсутствия нужного оборудования. И все-таки зимой газ пустили, вспыхнул далеко за рекой первый факел…
А зима была — до пятидесяти шести градусов мороз доходил. С удивлением смотрел Мержин, как лопаются на куски при ударе металлические трубы. Ночью на улицу выйдешь — тишина сковывающая, висит большая луна (такой на Кубани не видел), небо низкое и звезды — по кулаку, кажется, протяни руку и достанешь. И когда долго стоишь в этой ночной стуже, то начинаешь вдруг слышать шелест: это от выдыхания образуются льдинки, летят мимо уха и звон издают шелестящий…
Работали много и сделали главное: проложили газопровод длиною в три с половиной километра от скважины до рыбоконсервного комбината. Завершали его в предзимье, по рекам шуга ползла, в лесу лежал снег, ханты уже пересели с лодок на нарты, гоняли оленьи упряжки.
Настал момент испытания газопровода. Никто никого об этом не оповещал, но людей собралось несмотря
