выбираете нас. А мы – вас.
Заведение набирает 14 человек в год. (Всегда только 14? Странное число). Из всех стран, со всех континентов. Возраст набора – от 6 до 16 лет. (Странный возраст). Студенты автоматически становятся стипендиатами специально созданного фонда. Под гарантию банков такого-то и такого-то (названия мне ничего не говорят). Школа является особым объектом в реестре ЮНЕСКО. Стажировки в Стенфорде, Йеле, Массачусетском, Колтеке, список из нескольких десятков названий (а вот эти названия я знаю все). Перечисление научных степеней преподавателей. По окончании школы ученики востребованы в... список из нескольких десятков пунктов. Среди выпускников школы – список. Почетные попечители – список.
Председатель попечительского совета.
Я хорошо понимаю содержание этого видео. Я даже очень многое запоминаю — сказывается привычка брать нужную информацию, пока дают. Но ролик для меня превращается в бессмысленную смену картинок – с того момента, как я вижу в мелькании кадров глаза детей. Это обычные, нормальные, живые глаза. Дети даже смеются на некоторых кадрах.
Все они – проводники.
Ролик кончился.
– Что скажешь? – сухо спросил Вуул, подождав несколько секунд и похлопывая ладонью по столу.
– Но они – проводники, – сказал я. У меня шумело в ушах. – Зачем им всё это? Ведь они все – проводники!
– В самом деле? – переспросил Вуул. – Ты меня удивляешь. Вот прямо все? Реально? Но как же так может быть? Ведь ваша способность – очень редкая штука, знаешь ли. И все они… до одного? И ты не шутишь?
До меня наконец дошло, что он издевается.
– Не может быть такого, чтобы ребенок, имея возможность уйти во Фриланд, сознательно выбирал всю эту туфту, – медленно сказал я. – Значит, они – больше не могут уйти?
Вуул легко и церемонно наклонил голову с улыбкой — скромной и гордой.
– Это те, кто устоял... кто не забыл, не сошел с ума, кого не сломали... и значит, ты нашел способ таких – остановить? Значит, ты крадешь уже почти состоявшихся проводников и лишаешь их способности находить дорогу в Страну?
– Почему краду, они же сами, – Вуул захохотал, показывая белые зубы, – сами их ко мне приводят! Они приходят, приводят их, просят: возьмите! Кланяются! У них трясутся поджилки, у них зуб на зуб не попадает, а они кланяются, кланяются! Возьмите! А я копаюсь, ворочу нос. Перед тем, как взять, проверяю с пристрастием. О, какие люди у меня занимаются отбором! Я вчуже их сам боюсь иногда. Стабилен ли навык? Уверенно ли прохождение? Может, ты даже в одну и ту же точку умеешь попадать? Может, ты уже там встречал кого-нибудь? Разговаривал? А что они тебе сказали? И беру только лучших. Каждый год – семь девчонок, семь мальчишек. Конечно, настоящих проводников никогда столько не бывает. Ну, тогда я просто беру самых лучших. Семь роз, семь львят! Велю послать извещение с золотым обрезом и страшными словами. У родителей сердце кричит, инфаркты случаются, а они радуются, празднуют! Заказывают своих гусляров! У этого твоего Малыша родители... когда им сказали, они чуть не описались от счастья! Им все знакомые обзавидовались! Кто-то и плачет потом, да. Матери особенно. Но тайно, дома, ночами, беспросветными ночами во тьме тупиков, воют, бьются головой об стену! И с каким приятным треском их головы расплющиваются о стены Лабиринта! Дорогуша, встречал ты таких людей? Людей, которые живут, умирая? Людей, которые всегда по справедливости обвиняют себя в том, в чем действительно виноваты? Людей, которые могут слышать только свой внутренний крик? Их глаза и сердца успокоенны, проводник. Они тоже уже вышли из Лабиринта: они уже никуда не идут. А дети... даже самый храбрый маленький львенок очень быстро перестает плакать, когда его едят!
– А почему я... почему я уцелел? – я не знаю, вслух я это говорю или только открываю рот, но Вуул слышит.
– Недосмотр! – объявляет он и заламывает брови. – Трагическое несовершенство системы! И трагическое несовершенство вашей примитивной природы! Как ни паси вас, волчат, все равно кто-нибудь да сбежит! Ну, надо же давать себе и право на ошибку! Ни один шедевр не сделан без ошибки, ты замечал? Не ошибись я тогда, что бы мы сейчас делали? Но, верно, какой-нибудь выход я нашел бы, – добавил он, вдруг опечалившись. Видимо, переживал грустную предсказуемость собственного беспорочного совершенства.
В этот момент я всё и придумал.
– Но разве не опасно селить их вместе? – спросил я. – Ведь сначала они все помнят о свободе. Разве не может новенький снова рассказать о ней всем остальным? Мне самому в детстве очень не хватало такого товарища.
– О, – сказал Вуул и посмотрел на меня с некоторым удивлением. Помолчал. – Ты недооцениваешь фактор соревновательности. Здоровая конкуренция ради зримой награды – это самая лучшая мотивация, и она творит чудеса. Но – ты в чем-то прав. Поэтому мы никогда не делаем набор группами, всегда только по одному. А если к нам попадает группа – то мы их разделяем. Вновь поступившие у нас никогда не контактируют друг с другом. Новичок попадает к тем, кто уже проучился несколько лет. И нет в этом мире среды доброжелательней! До тех пор, пока новичок не начинает рассказывать об эльфах и удивительных путешествиях. И тогда страшна вражда нищих, смутно помнящих о потерянном сокровище – к недавнему банкроту, который вслух напоминает о былом богатстве! Ни один из моих профессионалов, специалистов по детским деменциям, не борется так успешно с этим навязчивым галлюцинаторным комплексом, как сами бывшие больные!
Вуул помолчал.
– Не бойся. Твой Малыш еще
