– Значит, твой великий бог спасти ее не сумел? – спросил Самсон.
Но преподобный лишь молча смотрел на него. В глазах человека плескалось набиравшее силу безумие. Взглянув на окровавленный томагавк в руке Самсона, он испуганно поднял брови, слегка подался назад.
Самсон отшвырнул оружие прочь.
– Смерть тебе, преподобный человек, не грозит. У меня есть к тебе дело. Небольшое поручение, совсем не сложное.
– Поручение от тебя? – переспросил преподобный и тоненько захихикал. – Выходит, я теперь служу Дьяволу? Неужто я пал так низко?
– Мне не нужна ни служба твоя, ни душа, преподобный человек. Я хочу лишь, чтоб ты рассказал им, людям своей породы, обо всем здесь случившемся. Расскажи им, что эту церковь сжег, а всех людей – мужчин, женщин, детей – истребил Дьявол, сам Косиног. Что он свиреп, лют и не щадит никого. Что он властен призывать к себе демонов, а те кружат перед ним в танце. Скажи, что эти леса нужно обходить десятой дорогой, что здесь поджидает людей Косиног… ждет не дождется, когда ему снова выпадет шанс истребить их семейства и обглодать их косточки.
Преподобный, преодолев дрожь в коленях, поднялся на ноги, устремил встревоженный взгляд куда-то вдаль.
– Мне нужно идти. Отыскать мою Сару.
С этим он побрел прочь, мимо пирующих волков, словно не замечая их.
Волки, оторвавшись от пищи, взглянули на человека, глухо заворчали, но Самсон отрицательно покачал головой, и стая пропустила проповедника с миром.
Припав на колено, Самсон осторожно поднял с земли, прижал к груди щуплое тело Абиты: при его-то силе Абита казалась легче перышка. Поднявшись, он взглянул в небо, кивнул оранжевой осенней луне.
– Что следует сделать, будет исполнено.
С этим Самсон, сверкнув золотом глаз, повернулся к Анселю.
– Пойдешь со мной, – сказал он и двинулся к воротам.
Но Ансель отчаянно замотал головой.
– Нет, – просипел он. – Не пойду. Не могу я!
Волчица заворчала, оскалила зубы, угрожающе шагнула вперед, и Ансель, поспешно поднявшись с земли, нетвердым шагом заковылял за Самсоном.
Покинув деревню, Самсон вошел в лес и двинулся дальше, вдоль знакомой дороги, ведущей к ферме Абиты. Плетущийся позади Ансель, прижав руки к груди, с дрожью в голосе бормотал молитвы, а следом за ним неспешно трусила стая волков.
Нагнавшие их Небо с Ручьем стрелой умчались вперед.
Во время пути Абита не издала ни звука, да и прочих признаков жизни Самсон за ней тоже не замечал. Мало-помалу начала меняться погода. Холодный северный ветер унес прочь остатки влажного, теплого воздуха, сорвал с ветвей уцелевшие осенние листья. Казалось, нагие деревья тянут к высоко поднявшейся в небо луне кривые когтистые пальцы, избороздившие серебристый диск, точно тележные колеи.
Домик Абиты и остов сгоревшего хлева Самсон миновал, не удостоив их даже взгляда. Твердым шагом прошел он и сквозь ряды сухих кукурузных стеблей, но у опушки леса замешкался, собираясь с духом.
– Я готов, – прошептал он и шагнул в темные заросли.
– Нет, – слегка поотстав, заскулил Ансель. – Пожалуйста… не хочу я туда! Не пойду!
Волки придвинулись ближе, обступили его кольцом. Перепачканная запекшейся кровью, шерсть их поднялась дыбом, и Ансель покорно пошел за Самсоном в лес.
С хрустом топча толстый слой сухих листьев, Самсон обогнул заболоченный овражек, а возле груды растрескавшихся черных каменных глыб, останков древнего Паупау, остановился, взглянул на юное деревце… и ахнул.
От алой листвы деревца не осталось даже помину, обнаженные ветви увяли, склонились к земле, истончились, словно руки причудливого живого создания, чахнущего от голода. Пожалуй, если деревья и не способны принимать скорбный вид, то этому деревцу удалось.
Как ни больно было смотреть на все это, взгляда Самсон не отвел.
– Я опоздал. Прости.
Из пещеры, с самого дна ямы, донесся негромкий печальный стон.
Ансель заозирался, уставился на темный зев пещеры, оглядел двенадцать стоячих камней, окружавших растрескавшиеся черные глыбы.
– Это же проклятое место! – вскричал он. – Боже… Иисусе… Господи Иисусе, помоги! Спаси мою душу! Отчего ты меня не слышишь?!
Самсон повернулся к нему.
– Молчи… ни звука. Не умолкнешь, язык оторву.
Сдерживая крик, рвущийся из груди, Ансель зажал рот ладонями. Из глаз его потекли слезы.
Покрепче прижав Абиту к груди, Самсон ловко вскарабкался на груду черных глыб и уложил ее у подножия деревца, среди сухой листвы и россыпи косточек – мелких косточек дикого люда.
– Пора расставить все по местам. Искупить грехи. Исправить упущенное.
С этим Самсон набрал в грудь побольше воздуха, и над камнями раздался негромкий, протяжный, исполненный скорби стон. Мало-помалу стон перешел в вой, зазвучал громче, громче, поплыл сквозь заросли, заполнил овражек, проникая в глубины самой земли, во все темные уголки, где так любят прятаться мертвые – к ним-то Самсон и взывал в попытках разбудить их.
Небо с Ручьем оживились, заплясали, закружили над головой Самсона, сверкая искорками крохотных глаз.
Из ямы один за другим донеслись ответные голоса, отклики древних зверей и дикого люда, однако звал Самсон вовсе не их.
Припав на колено, он осторожно снял с шеи Абиты ожерелье из волосяных колечек, простер руку с ожерельем к луне.
– Я знаю, вы рядом! – прокричал он и снова завыл.
На этот раз ему вторили волки, и вой их разнесся на многие мили вокруг. Почуяв их приближение, Самсон умолк, устремил взгляд на стоячие камни.
Едва эхо воя утихло вдали, перед одним из камней появилась полупрозрачная тень, призрак женщины, скрывшей лицо за прядями длинных волос. У следующего камня в кругу возникла вторая тень, у следующего – третья, и вскоре внутри кольца из дюжины каменных монолитов сомкнули кольцо двенадцать призрачных матерей.
– По три на каждое время года, по одной на каждый из оборотов луны. Круг завершен.
Самсон, улыбнувшись, вложил ожерелье в недвижную ладошку Абиты.
– Все готово.
Сверкнув золотом глаз, он перевел взгляд на Анселя, и волки придвинулись ближе, не оставляя Анселю пути к бегству.
Ансель, бормоча что-то невнятное, упал на колени.
Самсон спрыгнул вниз, схватил трясущегося человека за руку, втащил наверх и сильным толчком заставил встать перед деревцем на колени. Ансель в страхе косил рачьими глазками то вправо, то влево, из уголка его рта обильно текла слюна.
Самсон коснулся человечьего горла острием длинного когтя.
– Я – и заботливый пастырь, и погубитель. Я – сама жизнь… и сама смерть!
