С этим он вонзил коготь в мягкую плоть под подбородком, одним движением разорвал Анселю горло и поднял мертвое тело, орошая хлынувшей из раны кровью иссохший тоненький ствол. Горячая кровь обрызгала щеку Абиты, впиталась в землю, в россыпь крохотных косточек у подножия юного деревца.
– Змея! Первая Мать… Мать Матерей! Я принес тебе кровь! Принес надлежащую жертву! – закричал Самсон и обвел сияющим золотым огнем взглядом дюжину матерей. – Зовите ее! – велел он. – Зовите, скорее!
Одна из матерей шагнула вперед, запела, а остальные послушно подхватили напев. Их голоса взвились ввысь, переполнили ночь.
Самсон запрокинул голову и завыл. Его вою дружно вторили волки.
Ветер усилился, поднял вокруг деревца вихрь из палой листвы. Шерсть на загривке Самсона встала торчком: нечто огромное поднималось из недр земли, приближалось к нему, свивало кольца вокруг Самсона, вокруг деревца и матерей.
От яростного шипения содрогнулась сама земля.
– Мать Земля! – закричал Самсон во весь голос. – Это я! Я вернулся!
Напев матерей зазвучал громче прежнего.
Над землей поднялась исполинская змея, полупрозрачная, словно бы сотканная из дыма и тени. Обвившись кольцом вокруг древних камней, змея вскинула голову, нависла над Самсоном, приготовилась нанести удар. Узкие щелки ее глаз пылали кроваво-алым огнем, взгляд насквозь пронизывал душу и тело.
Хищно сверкнув клыками, Самсон улыбнулся змее и окунул ладони в кровь Анселя.
– Я – и заботливый пастырь, и погубитель! – вскричал он, и его золотые глаза вспыхнули ярче прежнего. – Я – сама смерть… и сама ЖИЗНЬ!
С этими словами он обхватил обагренными кровью ладонями ствол деревца.
Исполинская змея молнией ринулась вниз, вонзилась в Самсона, заструилась внутрь, переполняя все его существо. Казалось, нестерпимый ревущий жар ее могущества вот-вот сокрушит, уничтожит его.
Но вот змея ушла, ускользнула обратно в недра земли. Сердце Самсона неистово билось в груди, и в такт ему, с тем же неистовством, трепетали душа и тело. В черных камнях под ногами отдавалось дрожью биение пульса земли, и, опустив взгляд, Самсон заметил нечто, пробивающееся наружу из-под толстого слоя палых осенних листьев. Повсюду, где б ни смочила землю кровь Анселя, из земли один за другим начали прорастать грибы, а за грибами настал черед луговых цветов. Дюжины дюжин зеленых ростков потянулись вверх, в один миг поросли листьями и расцвели, засверкали в свете луны всевозможными красками. Стебли вьюнов укрыли тело Абиты, обвили руки и ноги, нежно лаская щеки, вплелись в длинные пряди рыжих волос.
Еще миг, и из пещеры с многоголосым ликующим воем устремился наружу целый зверинец, паноптикум призраков – духов зверей и всевозможного дикого люда. С их появлением россыпь косточек вокруг юного деревца замерцала, дрогнула, всколыхнулась, обернувшись множеством крохотных скелетов – и все они, остовы диких созданий, немедля повскакали с земли, запрыгали, заплясали под деревцем развеселую джигу.
Самсон захохотал – от души, в полный голос, так, что хохот его перекрыл жуткий гам. И тут неподалеку, за пределами круга стоячих камней, появился еще один призрак. Дух Эдварда, мужа Абиты, сделался целым и невредимым: глаза его – больше не темные бездонные дыры – обрели ясность и блеск, вот только устремленный на Абиту взгляд был исполнен печали. Секунду помедлив, Эдвард пошел к Абите. С каждым шагом он поднимался все выше и выше, и, наконец, закружившись вихрем, исчез в небесах, рассеялся, словно туман на ветру.
Ток волшебства хлынул из недр земли в тело Самсона, заструился сквозь сердце к ладоням, а из ладоней толчками, мерными, будто биение крови в жилах, потек в ствол деревца, соединил меж собой всех, все живое вокруг. Глаза Самсона вновь вспыхнули ярким огнем, а ветви юного деревца снова обрели гибкость, воспрянули, потянулись к луне, покрылись алой листвой. Еще миг, и вот на одной из ветвей набух бутон, а за ним второй бутон, третий… Глядя на них, Самсон невольно ахнул. Все три бутона раскрылись, полыхнули в ночи ярко-алыми лепестками цветов, а лепестки тут же осыпались, закружились в воздухе, словно ничего не весили, уступив место крохотным зеленым плодам. Округлые, чуть продолговатые вроде яиц, плоды на глазах прибавили в величине, созрели, налились алым соком.
Матери все как одна шагнули вперед, откинули с лиц пряди волос, чтоб лучше видеть, замерли в благоговейном восторге. Небо с Ручьем запищали, пустились в пляс вместе с духами. Волки, протяжно взвыв, в изумлении попятились прочь.
Самсон поднял руку, коснулся одного из плодов. От плода веяло жаром. Взяв плод в обе руки, Самсон бережно сорвал его с ветки.
– Благодарю тебя.
Припав на колено рядом с Абитой, в окружении хоровода духов, посреди буйной пляски множества крохотных скелетов, он поднес плод к ее губам и раздавил в кулаке. Кроваво-алый сок пополам с мякотью брызнул сквозь пальцы, оросил лоб и щеки Абиты, потек в глаза, в ноздри, в рот.
– Я – сама смерть и сама жизнь, и коловращению жизни… кругу этому нет и не будет конца.
Абита негромко ахнула.
Эпилог
Где-то среди холмов национального заповедника Мононгахила, Западная Вирджиния, 1972 г.
Припав на колено, Майк Брэнсон осмотрел найденный след.
– Матерый, однако, матерый, – рассудил он. – Глянь-ка, копыта какие.
– Я думал, мы на белок пошли, – заметил Тим Джонсон, давний его дружок и собутыльник. – Для оленей-то вроде как не сезон.
– Я егерей поблизости не наблюдаю, а ты?
– Скажешь тоже! Откуда тут егерям взяться? Мы от всего этого дерьма – дальше некуда.
– Так, значит, и для оленей нынче вполне сезон, – сказал Майк.
Тим, хмыкнув, хлопнул по стволу охотничьего дробовика, подарка жены к прошлому Рождеству.
– Ну, тогда нынче сезон для всего вообще, что нам, мать его, ни попадись.
– Аминь, – подытожил Майк и вынул из кармана фляжку.
Глотнув виски, охотники двинулись дальше.
Следы привели их к небольшому ручью, а после свернули в узкое ущелье, и чем дальше они шли, тем круче становились окрестные скалы.
– Ах, черт! Майк, глянь-ка, – вполголоса пробормотал Тим, указав на ближайшее дерево.
– Что? Где?
– Да вон же!
Подняв взгляд, Майк увидел над собой пару глаз: кто-то таращился с дерева, сверху, прямо на них.
– Енот, что ли?
– Сейчас посмотрим.
Тим вскинул дробовик, выстрелил, но зверька его выстрел даже не зацепил. Вместо этого дробь расщепила ветку под ним, и енот кубарем полетел вниз.
