подшиваешь подол. Стежки должны быть тугими и ровными, – объяснила она. – У меня действительно хорошо получается.
– Нет, Доменика, – прохрипел Сильвио, – пусть это сделает доктор.
С момента их появления в кабинете мальчик впервые о чем-то попросил. Претуччи улыбнулся.
– Тогда я закончу.
Доменика явно была разочарована.
– Ты мне уже очень помогла, – заверил ее Претуччи.
Похвала все же не могла заменить позволения зашить рану.
– Спасибо, – проворчала Доменика, вспомнив о хороших манерах.
Над кушеткой качнулась лампа. За окном сверкнула молния, следом послышались раскаты грома. Вскоре по стеклу забарабанил сильный дождь. Пока доктор заканчивал работу, Доменика не сводила глаз с его ловких рук.
* * *
Пьетро Кабрелли был худощав и стремителен, будто считал потерю времени грехом. Он носил тонкие усы по моде того времени, а одет был в костюм-тройку из коричневой саржи, единственный в его гардеробе. Вымокший под дождем, он вошел в кабинет врача вместе со своим двенадцатилетним сыном Альдо.
Кабрелли снял шляпу и положил ее на стул. Сын встряхнул мокрой головой, брызги полетели во все стороны. Доменика бросила на него недовольный взгляд. У ее брата ужасные манеры.
– Зачем ты его привел, папа? Он не умеет себя вести.
– Сейчас речь не о брате, а о тебе, Доменика. Я ведь предупреждал: никаких драк. – Кабрелли устал от общения с монахинями, умолявшими его приструнить дочь, у которой в школе сложилась стойкая репутация зачинщицы потасовок – так она пыталась добиться справедливости для детей, не способных себя защитить.
– В этот раз была не драка, папа. За нами гнались.
Кабрелли жестом велел дочери встать напротив, и это означало, что ей несдобровать. Разозлить отца было почти невозможно, но каким-то образом ей это удалось. Доменика послушно соскользнула с табурета и подошла к отцу. Она стояла перед ним, как подсудимый перед судьей.
– Прости, но произошло недоразумение, – дипломатично начала Доменика. – Я все объясню. – Она стряхнула капли с лацкана отцовского костюма.
– У тебя всегда недоразумение. И всегда оправдание. Я же сказал, больше никаких драк.
Альдо ехидно ухмыльнулся и ткнул пальцем между ребер висящей на стене модели скелета.
– Ты собираешься ее выпороть?
– Нет! – Сильвио попытался сесть на кушетке.
– Ложись и не двигайся, – приказал ему доктор. Не поднимая глаз, он обратился к Кабрелли: – Вообще-то я работаю, синьор.
– Простите, Dottore. Я пришел забрать домой дочь.
– И вы меня простите, синьор, но мне нужно, чтобы она осталась, – возразил Претуччи.
– Я вас не понимаю.
– Вы-то как раз должны понимать. Она зашила вам рану на руке, ведь так?
Кабрелли смутился.
– Хорошенько они его отделали. – Альдо подошел к смотровой кушетке и наблюдал, как доктор накладывает швы.
– Ты был днем на пляже. – Глаза Доменики подозрительно сузились. – Ты гнался за нами вместе с остальными!
– Твой брат бросился за мальчишками, чтобы защитить тебя. Он пытался их обогнать и помочь тебе.
– Ты так сказал папе? Не смеши меня. Мне его помощь не нужна. – Доменика уперла руки в бока. – Да и бегаю я всегда быстрее Альдо.
– Неправда! – Альдо побагровел от возмущения.
– Вот закончу здесь – и докажу.
– Ты тощая, – заявил Альдо.
– А ты жирный.
– Дети!
– Папа, ты же видишь, как она мне грубит.
Маленькая смуглая женщина в черном хлопковом платке, промокшем от ливня, просунула голову в дверь и украдкой оглядела кабинет.
– Синьора Вьетро! – Доменика жестом подозвала ее. – Сильвио здесь.
Доктор отступил в сторону, чтобы женщина смогла увидеть мальчика. Мать Сильвио быстро, не издав ни звука, подошла к сыну. Она втиснулась между кушеткой и стеной, заняв пространство, пригодное разве что для метлы. Несколько секунд женщина всматривалась в лицо сына. Когда она осознала серьезность раны, озабоченность в ее взгляде сменилась отчаянием. Глаза наполнились слезами, но ни одна не пролилась. Она положила руку сыну на грудь, чувствуя, как от страха колотится его сердце.
– Я здесь, Сильвио, – тихо сказала она.
Претуччи продолжал зашивать рану.
– Я его мать. Что у него с глазом?
Претуччи ответил, не отрываясь:
– Глаз не задели. Повезло мальчишке.
Вряд ли ее сына можно было назвать везучим. Синьора Вьетро еще раз внимательно посмотрела, нет ли других травм. Мальчик лежал неподвижно, пока доктор орудовал иглой. Глаза Сильвио были прикрыты фланелью, так что она не могла увидеть в них ужаса, но она знала своего сына. Он сжал руки в кулаки. На лбу проступили капельки пота. Она накрыла ладонью кулак сына, кожа под ее пальцами была ледяной.
– Ты у меня храбрый. Осталось совсем чуть-чуть.
– Синьора, камень попал чуть выше брови. Останется шрам.
Мать прошептала на ухо Сильвио: «Прости меня».
– Синьора, это я виновата. – Доменика постучала себя кулаком в грудь, как учили монахини[48]. – Я очень виновата. Простите меня. Я попросила Сильвио взять для меня карту. Синьор Анибалли послал целую банду мальчишек, чтобы вернуть ее обратно. Они гнались за нами по пляжу.
– Нет, говори правду, – перебил сестру Альдо. – Он украл карту!
– Ничего он не крал. Он взял ее на время.
– Мы потом поговорим об этом, – тихо сказала сыну синьора Вьетро.
– Синьора, мне нужна была карта. Я попросила Сильвио ее принести. Я очень хотела найти пиратские сокровища с Капри.
– Поверить не могу! – всплеснул руками Кабрелли.
– Папа, я слышала об этом дома. У мамы была гостья, и она рассказала эту историю. Тот, кто найдет сокровища, получит их себе. Ведь столько лет прошло с тех пор, как их спрятали. Представляешь, как бы они пригодились. Они нам очень нужны. Я бы и церкви не стала ничего отдавать.
– Доменика! – погрозил ей отец.
– У них и так все есть. А нам бы не помешали лошадь и коляска. Нам везде приходится ходить пешком. Вот у вас есть коляска, Dottore?
– Нет.
– Вот видите! Вы бы тоже могли ею пользоваться.
Нетта Кабрелли заглянула в кабинет врача через окно. Шторм усиливался, с моря надвигались угольно-черные тучи. Придерживая соломенную шляпку, она протиснулась в дверь.
– Мама! – Альдо бросился к ней.
– Я пришла, как только узнала, – шепнула Нетта мужу. Темно-синие глаза синьоры Кабрелли покраснели от слез. Доменике стало стыдно из-за того, что она снова заставила мать плакать. Нетта обладала простой, ничем не приукрашенной красотой, как статуя Мадонны в Сан-Паолино, только с выражением материнского гнева на лице.
– Мама, поверь мне. – Альдо показал на смотровую кушетку: – Сильвио украл карту!
Вид лежащего мальчика заставил Нетту вздрогнуть.
– Тише, Альдо. Доменика, я хочу, чтобы вы с братом пошли домой. Сейчас же.
– Да, мама.
Когда дело касалось наказаний, Доменика больше боялась матери, чем отца. Мама умела дополнить назначенную священником епитимью такими ограничениями, которые перевоспитали бы любого ребенка. Для Нетты Кабрелли многократного чтения «Аве Мария» было недостаточно. Она превращала наказание в настоящее мучение. Никакого ужина. Никаких книг. Никаких игр на пляже или прогулок в роще. И самое страшное: у Доменики прибавлялось работы по дому. Ей приходилось таскать воду соседям, пока у нее не отваливались руки. Снова и снова отправляться за хворостом, пока в лесу не заканчивались деревья. В итоге наказание становилось куда тяжелее Великого поста.
