на лбу была содрана, обнажив глубокую рубиново-красную рану прямо над левой бровью. Сильвио зажмурил глаз, но из раны по лицу струилась кровь. Большим пальцем Доменика вытерла ему веко.
При виде крови на руке Доменики Анибалли поморщился.
– Открой глаз. – Обеими руками Доменика заслонила лицо Сильвио от солнца. – Ты сможешь.
Веко чуть приподнялось, но даже сквозь затенение солнце было слишком ярким, и Сильвио снова крепко зажмурился.
– Глаз они не задели. – Доменика сняла фартук, засунула содержимое карманов за пазуху, оставив розовые ракушки на песке. После чего сложила фартук в несколько слоев. – Вот. Приложи это к ране и сильно надави. Надо остановить кровь. – Она помогла Сильвио подняться. – А рану зашить.
– Нет! – закричал Сильвио.
– Она глубокая. Так что придется. Я тебя отведу.
Синьор Анибалли наблюдал, как Доменика помогла Сильвио подняться по ступенькам, и оба скрылись за гребнем песчаного холма. Он достал из нагрудного кармана жилета монокль и приложил к правому глазу. Потом развернул карту, которая, похоже, ничуть не пострадала после того, как мальчишка стащил ее из витринного шкафа в библиотеке. Принцесса Полина Бонапарт Боргезе поручила составить эту карту, когда ее брат Наполеон даровал их сестрице Элизе титул великой герцогини Тосканской. Анибалли решил, что отныне он будет запирать все шкафы.
Сворачивая карту, Анибалли разглядел на ней изъян. На пергаменте виднелась темно-бордовая точка размером не больше точки в конце предложения. Il bastardo все-таки оставил след на официальной карте Виареджо.
5
Молодой доктор взял пресс-папье и промокнул влажные чернила, проставив в журнале дату: 15 июля 1920 года. Доктору было около тридцати, но из-за залысин и очков с толстыми стеклами он казался старше. К счастью, Dottore[47] Армандо Претуччи находился в своем кабинете на виа Сан-Андреа, а не в больнице в Пьетрасанте, когда Доменика Кабрелли толкнула локтем дверь и помогла Сильвио Биртолини войти внутрь. Мальчика уже начало трясти от вида собственной крови, пропитавшей его рубашку и фартук Доменики.
– Не смотри. Раны на голове всегда сильно кровоточат. Это не страшно, – успокаивала его Доменика. – Dottore, у моего друга хлыщет кровь. Его нужно зашить.
Претуччи тут же взялся за дело. Он уложил Сильвио на смотровую кушетку, прижал к ране толстый кусок чистой марли и прикрыл глаза мальчика фланелевой тканью, прежде чем поднести лампу поближе к его лицу. Доменика забралась на стоящий рядом табурет, чтобы понаблюдать.
– Ты права насчет головы, – поддержал девочку Претуччи.
– Что она кровоточит сильнее всего? Я знаю. – Доменика пристально смотрела на рану Сильвио.
– Что произошло? – поинтересовался Претуччи, осторожно промокнув кровь, чтобы оценить глубину раны.
– В него попали камнем, – объяснила Доменика.
– Ты?
– Нет, что вы. Он мой друг.
– Значит, камень кинул враг?
– Мы не знаем, какой именно.
Доктор обратился к Сильвио:
– То есть враг у тебя не один?
– Их много, – прошептал Сильвио.
– Наконец-то пациент заговорил. Как тебя зовут?
– Сильвио Биртолини, Dottore. – Голос мальчика дрожал.
– Где работает твой отец?
Прежде чем Сильвио успел что-то произнести, Доменика выпалила:
– Его отец умер. Мать работает в церкви.
По одежде мальчика Претуччи вполне мог понять, что платили матери гроши.
– У тебя есть братья и сестры?
– Нет.
– Он один. Не считая меня, конечно. Мы дружим с пяти лет.
– Почти всю жизнь, – заметил Претуччи.
– Так и есть, Dottore. Я могу чем-то помочь? Принести чистой воды? – Доменика огляделась вокруг. – А чистые тряпки? Они у вас есть?
– Бинты в шкафчике чистые.
Претуччи сам стирал бинты и вывешивал их сушиться на солнце. Он не мог позволить себе помощницу. Он открыл амбулаторию в Виареджо, чтобы лечить местных корабельщиков, моряков и рабочих с шелковой фабрики. Большую часть времени посвящал общей практике, приходя к больным домой. Вернувшись после учебы в университете Пизы, он не уговаривал прийти к нему на прием ни одного пациента из Пьетрасанты или из Виареджо. В этом не было нужды, они всегда находили его сами.
В скромном кабинете Претуччи было чисто и пахло медицинским спиртом. Два деревянных стула, табурет и письменный стол освещались единственной лампой с белым эмалевым абажуром, висевшей над смотровой кушеткой. На столе стоял открытый стеклянный шкафчик, заполненный пузырьками, настойками, бинтами и инструментами – самыми современными.
К тому времени, как Доменика набрала воды из уличного питьевого фонтанчика, сняла с раны марлю и нашла жестяную кружку, чтобы напоить Сильвио, доктор собрал нужные инструменты, чтобы наложить швы. Мальчик неподвижно лежал на кушетке, закрыв глаза и сложив руки на животе. Он старался храбриться, но из уголков глаз беззвучно катились слезы, неровными полосами смывая с лица песок и запекшуюся кровь.
– Сильвио, не плачь.
– Пусть лучше плачет. Слезы вымывают всякий мусор. Плачь сколько хочешь, сынок. – Претуччи похлопал мальчика по плечу.
Доменика смочила чистый бинт в прохладной воде и принялась осторожно смывать грязь с лица Сильвио, начав с подбородка и продвигаясь к глазу. Претуччи следил за ее движениями. Доменика промокала влажной тканью кожу вокруг раны, очищая ее от песка. Она полоскала бинт в тазу с водой и повторяла процедуру до тех пор, пока рана не стала чистой. Когда она дотронулась до кожи возле глаза, Сильвио вздрогнул.
– Больно? – спросила Доменика.
– Немного, – прошептал Сильвио.
– Я постараюсь аккуратно. Тебе и правда досталось.
– Намочи марлю посильнее, чтобы промыть рану, – посоветовал ей Претуччи. Он поднес к свету хирургическую нить и отрезал от нее длинный кусок. Вдел нить в иглу сквозь крошечное ушко и завязал узелок. Затем вновь прикрыл глаза Сильвио фланелью и придвинул лампу поближе. – Отличная работа, синьорина.
– Grazie, Dottore. Ничего, если я дам пациенту попить? Мальчики от страха всегда хотят пить.
– На медицинском факультете меня этому не учили.
– Так мама говорит. – Доменика встала коленями на табурет. – Она строгая, но добрая. – Девочка подложила руку под шею Сильвио, слегка приподняла его голову и поднесла кружку к губам. Он медленно отхлебнул прохладной воды.
– Grazie, – прошептал Сильвио, напившись.
– Если хочешь, подержи своего друга за руку. У него рана в таком месте, что будет немного больно.
Доменика не держала Сильвио за руку с тех пор, как они были маленькими. Сейчас им было по одиннадцать – тот странный возраст, когда ты уже не ребенок, но еще не подросток, когда знаешь, что мир вот-вот изменится, но не находишь слов, чтобы это выразить. Доменика взяла Сильвио за руку. Он крепко сжал ее ладонь.
Доктор наклонился над пациентом и осторожно соединил края раны в самом ее начале. Гладкая кожа Сильвио напоминала золотистый бархат.
– Давайте я это сделаю? – предложила Доменика.
Претуччи изумленно улыбнулся. Уверенной рукой он начал зашивать рану стежками настолько мелкими, что нить была едва видна.
– Ты умеешь накладывать хирургические швы?
– Да, Dottore.
– Кто же тебя научил?
– Я зашивала руку отцу в мастерской, когда он сильно порезался. Рана была на правой руке, потому он не мог зашить ее сам, пришлось мне. А еще я вышиваю.
– Что ж, это хорошая практика.
– Еще бы. Папа не боялся, и мне было проще. Как будто
