что когда-нибудь я сделаю какого-нибудь мужчину очень счастливым.
— Правда? — спросила я, а она кивнула и добавила:
— Даже с растяжками.
Потом через пару месяцев она встретила Барри. Наверное, он не был тем мужчиной, о котором она мне говорила.
Скоро вернулись папа с продавщицей, они несли целую кучу лифчиков. Продавщица отвела меня в примерочную и сказала, чтобы я нажала маленькую красную кнопочку, если мне понадобится ее помощь. Я разделась и примерила самый красивый из лифчиков — серебристо-серый, с крошечным бантиком посередине. Я не знала, подходит он мне или нет, так что нажала кнопку. Когда я открыла дверь примерочной, то обнаружила за ней папу. Сразу же прикрыла руками грудь, но он велел их убрать, чтобы ему было видно.
— А где продавщица? — спросила я, а он ответил, что она слишком занята.
Руки я от груди так и не отняла, и папа прикрикнул, чтобы я прекратила дурить, ведь лифчик ничем не отличается от купальника.
Меня прямо тошнило от взгляда на папу, который внимательно меня разглядывал. Тошнило, когда он застегивал лифчик потуже и подтягивал лямки. Я не понимала, почему он так интересуется моим телом, ведь оно ему даже не нравится. Было бы логичней, если бы он держался от всего этого подальше. Я-то думала, на обнаженное тело смотрят только те, кому это и вправду нравится.
В конце концов папа купил мне семь новых лифчиков, по одному на каждый день недели. Продавщица сказала, что не всякий отец уделит время, чтобы позаботиться об удобстве своей дочери, и он очень этому обрадовался. Она дала ему дисконтную карту магазина, чтобы мы опять делали покупки у них, и папа сказал, что мы обязательно придем в следующем году.
Как только мы вернулись домой, папа велел примерить мне один из лифчиков и показать ему. Я думала, он хочет, чтобы я показалась ему без майки, как в магазине, но когда я вышла в таком виде, папа дал мне пощечину и заорал, что я ненормальная. Я разрыдалась и убежала к себе в комнату. Через некоторое время я услышала стук в дверь.
— Что это с тобой такое? — поинтересовался папа.
— Ничего.
— Ну и прекрасно. Потому что я все еще жду, когда ты померяешь один из лифчиков.
Когда я вышла к нему, уже в майке, он заявил:
— Ну, так гораздо лучше.
— Спасибо, — поблагодарила я.
Папа кивнул.
— И запомни, что никогда нельзя появляться на людях, если ты не одета.
— Ладно, — сказала я и пошла к себе в комнату отрывать ярлыки от лифчиков. Мне все еще было довольно неудобно в бюстгальтере, но грудь он поддерживает здорово, это надо признать. Каждый раз, когда я смотрела на себя в зеркало, встроенное в дверцу шкафа, я удивлялась, какая высокая у меня стала грудь. И такая острая. Когда я посмотрела на себя в профиль, то пришла прямо в восторг — грудь очень красиво приподнимала майку.
Часов в семь вечера папа позвал меня к себе в гостиную. Он вырядился в новый пиджак с галстуком и надел белоснежную рубашку.
— Ну, как я выгляжу? — поинтересовался он.
— Очень мило, — ответила я.
— Как думаешь, Тэне понравится?
— Да.
— Ну, будем на это надеяться.
После того как папа уехал, я пошла и разогрела себе в микроволновке ужин из полуфабрикатов. И съела его за столом для завтраков, а не за “правильным” обеденным в столовой. Потом вымыла посуду. Когда позже я позвонила домой, чтобы рассказать маме, что я стала носить бюстгальтеры, к телефону подошел Барри.
— Это Джасира, — сказала я. — Можно маму к телефону?
Я старалась, чтобы мой голос звучал как можно холоднее, чтобы, не дай бог, ничего не случилось.
— Джасира, — промолвил Барри. У него голос был совсем не холодный, а скорее счастливый. — Как ты поживаешь?
— Мама дома? — спросила я.
— Нет, ее нету.
— А где она?
— Ушла плавать. Она тут стала фанаткой фитнеса.
— О, — удивилась я. Странно, что мама сама мне об этом не говорила.
— Ты не передашь, что я звонила, когда она вернется?
— Конечно. У тебя все в порядке?
Меня это уже начинало злить. Как он умудряется быть таким милым, когда я изо всех сил стараюсь вести себя как можно недружелюбнее. Правда, он тоже умеет таким быть.
— Джасира? — подал голос Барри.
— Что?
— У тебя все в порядке?
— Нет, — ответила я.
— Что-то случилось? — спросил он.
— Нет.
— Ты же сказала, что что-то не так.
— Хватит задавать вопросы, — разозлилась я. — Это нечестно.
— Разве?
— Да.
Он вздохнул:
— Ладно. Больше никаких вопросов.
— Спасибо, — сказала я.
Потом мы оба молчали, и я уж было обрадовалась, что он повесил трубку, но он сказал:
— Скажи тогда, что мне можно говорить.
— Ничего.
Он рассмеялся:
— Как же мы тогда будем разговаривать?
— Никак.
Он опять вздохнул и сказал:
— Ну ладно.
— Я буду задавать тебе вопросы, — заявила я.
— Давай. Приступай.
— Как дела?
— Прекрасно, — ответил Барри. — Особенно теперь.
— Не добавляй ничего от себя. Просто отвечай на вопросы.
— Извини.
— Вы с мамой собираетесь расстаться?
— Не знаю, — сказал он.
— Почему нет?
— Потому что мы стараемся, чтобы этого не произошло.
Я хотела сказать, что для него лучше бы разойтись с моей мамой. Что она не очень хороший человек и, если ее кто-нибудь разозлит, злиться она будет всю жизнь. Вместо этого я сказала:
— А я сегодня купила несколько лифчиков.
— Да ну? — сказал Барри.
— Ага. Раньше у меня был 70B, а теперь уже 70C.
— Ого.
— На размер выросли.
Он замолчал на минуту, а потом сказал:
— Лучше я пойду.
— Нет, не надо, — возразила я, но он уже повесил трубку.
Немного позже раздался звонок. Звонила мама.
— Барри сказал, ты звонила.
— Да. Как поплавала?
— Ты что, рассказывала ему про свои лифчики?
Я не поверила своим ушам. Он опять меня подставил.
— Разве ты ничему не научилась? — спросила мама.
— Я просто хотела, чтобы ты знала, что я уже ношу бюстгальтер. Чтобы поддерживать грудь.
— Нет, — заявила мама. — Ты хотела, чтобы об этом узнал Барри.
Я промолчала. Она была права.
— Джасира, не надо никому рассказывать про свои груди, это никому не интересно. Ты поняла? Никто не хочет слушать про твои груди, и про твои лобковые волосы, и про месячные тоже. Это твое личное дело. Может, когда ты научишься себя сдерживать, у нас с тобой будет о чем поговорить.
— Ладно, — сказала я.
— Ты все поняла? — спросила мама.
— Да.
— Отлично.
— Ты хочешь повесить трубку?
— Почему обязательно повесить? — сказала она. — Если у тебя есть о чем поговорить, не считая твоего тела.
— Есть, —
