Оливии слегка увядает. На ее лице отражается разочарование, и у меня сжимается сердце.
Проклятье. Может, нужно было подождать до другого раза.
Но это ничего бы не изменило. Мой ответ все равно остался бы прежним.
– Мне очень жаль, – говорю я ей. – Надеюсь, ты знаешь, как я благодарна тебе за все, что ты для меня сделала. И я по-прежнему хочу быть частью твоей жизни, частью твоей семьи. Только не в этом смысле.
Вокруг ее рта появляются морщинки, уголки губ опускаются. Она замирает, изучая меня долгим взглядом. Затем Оливия качает головой и вздыхает. Когда она говорит, ее голос звучит холодно:
– А ты и правда не облегчаешь мне задачу, не так ли?
47. Уиллоу
Я на секунду замираю, застигнутая врасплох словами Оливии. Понятия не имею, что она имеет в виду, и это первый раз, когда я слышу, как она говорит таким тоном… не то чтобы разочарованным, но каким-то другим. Не похожим на нее.
– Я знаю, это не тот ответ, который ты, вероятно, хотела услышать, – начинаю я, пытаясь оправдаться. – Но я просто думаю, что…
– Я услышала тебя с первого раза, – перебивает она меня. На ее лице появляется грустное выражение. Она смотрит на меня, сцепив руки перед собой. – Я и правда хотела сделать этот выбор приятным для тебя, Уиллоу. Я так старалась, чтобы ты, по крайней мере, была счастлива. Нет причин, по которым это не могло бы быть приятным, за исключением того, что ты, очевидно, такая же своенравная, как твой отец, и не можешь просто взять то, что тебе предлагают, и быть благодарной за это.
У меня внутри все сжимается от волнения. Я еще не так хорошо знаю Оливию, но никогда раньше не видела ее такой. Она всегда была такой доброй, всегда желала выслушать меня, прислушаться к моим мыслям. Я обхватываю себя руками, внезапно чувствуя озноб, хотя ветерок дует теплый.
– Что ты имеешь в виду?
Что-то неуловимо меняется в чертах Оливии. Обычно у нее спокойное, уверенное выражение лица, но сейчас все иначе. В ее глазах мелькает какой-то жесткий блеск, которого я никогда раньше не замечала. Она держится чуть прямее, чем обычно, а взгляд ее намного напряженнее.
– Если бы они просто привели тебя ко мне, когда ты была девственницей, как я просила, все было бы проще. Но, увы, твои друзья, похоже, такие же своенравные, как и ты.
Пока Оливия говорит, ее взгляд скользит по братьям, и она улыбается, но улыбка никак не отражается в ее глазах.
У меня внутри все переворачивается, кровь стынет в жилах. Что, черт возьми, это значит? Как она…
Нет.
Я долго смотрю на нее, и что-то щелкает у меня в голове, а во рту пересыхает.
Нет, нет, как это возможно?
– Ч-что? – выдыхаю я.
Я чувствую, как парни за моей спиной подходят ближе. Наверное, уловили обрывки нашего разговора и поняли, что что-то не так, или, может, просто прочитали это по языку моего тела.
Мой разум мечется, пытаясь наверстать упущенное, а сердце неровно стучит в груди. Все это ужасно неправильно. Оливия всегда была такой доброй и приветливой по отношению ко мне. Я знала, что она расстроится из-за того, что я не собираюсь принимать ее предложение, но не думала, что это обернется… так.
Но она говорит о вещах, о которых ей не следует знать. Моя девственность? Люди, которые должны были привести меня к ней? Она говорит о братьях Ворониных. Но откуда она обо всем этом знает? Что, черт возьми, происходит?
Вопросы наплывают один на другой, и я чувствую, будто схожу с ума, пытаясь найти опору, пока качусь по скользкой дорожке. Мои эмоции и так были в смятении из-за похорон, а теперь такое чувство, словно все мое тело онемело от шока.
Нет. Пожалуйста, нет. Только не она.
Оливия обращает свое внимание на парней, встающих сбоку от меня. Я чувствую, как все трое напряжены, и, наверное, так же сбиты с толку, как и я.
– Что происходит? – спрашивает Мэлис с явным подозрением в голосе. – Все в порядке, солнышко?
– А, три твоих защитника. – Улыбка моей бабушки становится самодовольной. Она приподнимает бровь, оглядывая их. – Всегда готовы прийти на помощь. Так привязаны к тебе. – Выражение ее лица становится жестче, когда она смотрит прямо в глаза Мэлиса. – Но, боюсь, вы привязались не к той девушке. Потому что Уиллоу обещана другому.
Я чувствую, как напрягается его тело рядом со мной.
– Кому? – рычит он.
– Кому я захочу ее отдать. – Голос Оливии по-прежнему приятный и вежливый, но в его тоне слышится раздражение, острое, как бритва.
– Что, черт подери, происходит? – требует Рэнсом, и голос у него злой. – Вы не имеете никакого права указывать Уиллоу, с кем ей быть.
– Вообще-то, имею. – Бабушка изящно приподнимает бровь и смотрит на Рэнсома. – И на этот раз у вас не получится меня остановить, – вздыхает она. – Ах, какими хорошими мальчиками на побегушках вы были. Прыгали, когда я велела. Когда я узнала о Розалин, объявившейся после стольких лет и попавшей в руки к вам, я подумала, что это будет легко. Приказ привести ее ко мне казался таким простым. Но вы просто не смогли ее отпустить, не так ли?
Такое чувство, будто мир уходит у меня из-под ног. Голова кругом, и я продолжаю втягивать воздух через нос, но, похоже, это ничего не меняет. Мне все еще кажется, что я тону, хватая ртом воздух на суше. Меня охватывает шок.
– Подожди… – выдыхаю я, все еще отчаянно надеясь, что ошибаюсь или что это просто дурной сон. Какой-то кошмар наяву. – Ты… ты Икс?
Взгляд Оливии снова останавливается на мне, и, хотя она не отвечает на мой вопрос, выражение ее лица говорит само за себя. В нем нет ни замешательства, ни любопытства по поводу того, что я имею в виду. В выражении ее лица все та же сдержанная уверенность, которая делает ее похожей на неприступную статую.
– Я удивлена, что Дариус Леджер не упомянул об этом при тебе, – холодно говорит она. – В конце концов, он похитил тебя в попытке использовать в качестве рычага давления, чтобы перестать быть у меня в услужении. Он был мне должен, как и твои мальчики, но, как и им, ему надоело выполнять мои приказы. Поэтому он попытался шантажом заставить меня простить его долг.
Я смотрю на нее, разинув рот, и мысленно возвращаюсь в комнату, где
