Ивана Михайловича Билого была типичной для Кубани – турлучной и представляла собой деревянный каркас, обмазанный с двух сторон глиной. Каркас сооружался из вертикальных столбов, пространство между которыми заполнялось деревянными плахами, хворостом и чаканом. Верхние концы сох соединялись двумя рядами бревен – основой. Поверх основы вдоль хаты были уложены две потолочные балки – матки. На матках, поперек постройки, лежали тонкие жерди – слежи, которые заплетены были хворостом и засыпаны поверх слоем чакана. Каркас стен и потолка обмазаны с двух сторон толстым слоем глины, смешанной с соломой и кизяком.
Ровные ряды чакана предварительно были связаны пучками, затем прикрепляли чакан к обрешетке крыши и снизу подбивали застрехой под корешок.
Со строительством хаты атамана, как, впрочем, и у всех станичников, были связаны специальные обряды, направленные на обеспечение благополучия в семье и изобилия в доме. При закладке дома на место строительства Иван Михайлович бросил клочки шерсти собаки и овцы, гусиные перья – «шоб усе водылось». Сволок – деревянные несущие брусья, на которые настилался потолок, поднимался не голыми руками, а на полотенцах – «шоб у хати не було пусто». Под стреху подложили мелкие деньги, а в переднем углу в стену вмуровали небольшой деревянный крест, призывая Божье благословение на обитателей дома. После окончания строительных работ хозяева устроили, как и полагается, угощение. Станичники, помогавшие при строительстве хаты, остались довольны радушием хозяев.
– Здорово ночевал, малой! – приветствовал Микола брата.
– Слава богу, Мыкола, – беря копешку душистого сена в охапку, ответил Михась, повернув голову в сторону брата. – И тебе того же!
– Спаси тя Христос! – подмигнул младшому, взяв в руки грабарку, Микола. – Утро-то сегодня бодрое, морозное. Эх, кровушку бы застоявшуюся разогнать. На коня бы, да гайсануть по степу, – добавил он весело, с юношеским азартом.
Михась пристально взглянул на старшего брата. Какие-то перемены в нем произошли со вчерашнего вечера. Не стал откладывать в долгий ящик, спросил напрямую, любопытство разбирало:
– А ты шо як тот самовар медный светишься весь?! Вроде не первый день женат, а выглядишь так, как будто после первой ночи. Шо за радость в башку стукнула?
– Ты мне давай не хорохорься! – незлобно ответил Микола. – Ишь как со старшими-то балакаешь. Вмиг как того коня необъезженного в стойло поставлю!
Михась засмеялся:
– А попробуй!
– Ах ты, бисова душа! Так, значит?! Ну, держись тогда! – Микола бросил грабарку и нахрапом попер на Михася. Тот, наскоро кинув охапку сена в загон с овцами, повернулся навстречу брату и, слегка присев в ногах, напрягся. Микола был крупнее сложен, Михась же вышел жилистым, но выносливым, и среди своих сверстников спуску никому не давал, несмотря на габариты соперников.
– Ну, держись, младшой! – с задором в голосе сказал Микола, пытаясь ухватить Михася за плечи. Михась, быстро двигая руками, ловко устранялся от захватов старшего брата, понимая, что если тот возьмет в свои руки-лещотки, то выкрутиться из них будет уже сложно. Микола, выигрывая в силе, немного уступал младшему брату в быстроте. Но опыт все же взял свое. Улучшив момент, Микола схватил в замок Михася вокруг груди и, приподняв, повалил в лежавшую рядом копешку сена. Михась, не желая сдаваться сразу, попытался высвободиться из крепких объятий брата, но тщетно.
– Все, все, Микола, твоя взяла! – раскрасневшись от борьбы, крикнул Михась.
– То-то! – ответил старший брат, откатившись на спину. Оба брата лежали рядом, устремив взгляд в синеющее от рассвета небо. От тел исходила испарина. Лица раскраснелись от напряжения и легкого морозца.
– Эх! Хорошо-то как! – воскликнул Микола.
– Да, братэ, силушку потешили! – отозвался Михась. – Так шо ты светился-то як новый пятиалтынный?
– Шо, шо! – по-доброму передразнил брата Микола. – Тебе избавляться нужно от «шо» да «як». Иначе в юнкерском засмеют. Там хлопцы зубастые.
– Да и я не лыком шит, – подмигнув брату, ответил Михась и, раскинув руки вширь, повторил слова брата: – А ведь и правда, хорошо, Микола! И хата наша с базом, и степ наш привольный, бескрайний, и те горы, и Марта-река. Все это такое родное с детства. Жаль будет со всем этим прощаться.
– Не нагоняй тоску на себя, – пободрил младшего Микола, – время быстро пролетит, не заметишь, как погоны наденешь.
– Ну как?! Набаловались? Як диты малые! – усмехаясь, с крыльца крикнул Иван Михайлович. Все это время, пока братья устраивали борьбу, он по-отцовски с удовольствием наблюдал за ними. «Каких казаков вырастил!» – мелькнуло в голове.
– Хорош силушкой меряться. Заканчивайте с хозяйством и геть в хату. Марфа с мамкой уже на стол накрывают.
Михась с Миколой отпустили коней на баз и, стряхнув с бекеш снег, пошли в хату.
Внутреннее убранство атаманской хаты было схоже в основном с интерьером других станичных хат. Хата традиционно делилась на великую и малую. В малой находились грубка, длинные деревянные лавки, стол. В великой комнате стояла мебель, сделанная на заказ: шкаф для посуды, сундук, комод для белья. Центральным местом в хате был красный угол – божница. Божница была украшена вышитым рушником и бумажными цветами вокруг иконы. Полы в доме были мазаные, в шкафчике для посуды стояли большой глиняный глэчик, горшки, побольше да поменьше, чавуны для приготовления борща и каши. В доме все было украшено вышитыми полотенцами – рушниками. На стенах висели фотографии – реликвии семьи Билых.
Миколе и Марфе как молодым отвели место в специально устроенной хатенке во дворе. Постельными принадлежностями в хате атамана, как и во многих других хатах станицы, были набитые сеном матрацы, рядна, полости, попоны, валянные из овечьей шерсти.
С малой хаты ароматно пахнуло свежими пресными лепешками – жиловикамы, дужикамы. Пекли дужикы на поде или на сухой сковороде (без масла). Их ели, веря, что они придают силы, от них можно стать жилистыми, сильными – отсюда и название. Для дужиков брали ржаную муку и воду, без соли и соды. Сверху делали надрез в виде креста и выжимали узор головкой святой макушки для красоты и большей силы. Для смягчения вкуса к дужикам подавали хорошо посоленную тертую редьку, свежий тертый хрен со свеклой и свекольным квасом, рубленую квашеную капусту или огурцы без масла.
Лепешками занималась Наталья Акинфеевна, у ней они выходили особенно мягкими и ароматными. Марфа же приготовила калугу – особый вид кушанья, который готовили казачки в рождественский пост, смешивая ржаную муку с нардеком, сушеными грушами, терном и калиной. Это блюдо одновременно являлось и десертом.
Перед трапезой, как и полагается, встали всем семейством пред иконами. Иван Михайлович прочел молитву, благословил стол, уставленный постными блюдами. Осенив себя крестным знамением, семейство Билых село трапезничать. Рассаживались в определенном порядке: на
