Той, хто робыв операцию, довго мыв руки та полоскав их горилкою. Рану розширювалы специальними гачкамы та «викочувалы» кулю з ноги. Потим у внутрь закладалы зилля з трав, вставляли довге кинський волосся и рану зашивалы. Волосся выполняло роль дренажу. Прооперовану ногу укладалы в самшитови лубки и забинтовувалы. До ранку пораненому не давали заснути: билы в бубен и танцювалы. Знаменитого хирурга Миколу Пирогова, який був присутний на одний из таких операций, вразило, наскильки злагоджено диялы козаки – и ти, хто оперував, и хто трымав пораненого, и хто безперервно читав молитвы.
– Да… – протянул Иван Буряк. – Гори памятають тих, чии души були им по росту.
– Ну шо, друзи, – сказал дед Трохим, – пора до дому до хаты. И господарям спочивати, не хворати.
– Спаси Христос, драголюбчики, – отозвался Иван Буряк.
Деды накинули полушубки и не торопясь, поскрипывая сапогами, вышли на двор.
В таких разговорах проводили они вечера. Спешить им было уже некуда. За спиной была добрая часть жизненного шляха. Лихая молодость, проведенная в боях и походах, ранения, награды. Дети, внуки. И теперь их жизнь текла совершенно в ином русле. Тихом и спокойном.
Также тихо и спокойно было сейчас в станице. По темному, холодному небу были рассыпаны мириады звезд. Нарождающийся месяц, царапающий небосвод своими рожками, был похож на чайку – быстроходную лодку предков черноморских казаков – запорожцев. На чайках, обладавших хорошей скоростью, предки мартанцев нападали на боевые корабли противников, нанося порой сокрушительный внезапный удар, решающий исход битвы.
Свежий, морозный воздух, щекочущий ноздри, был смешен с запахом печного дыма, серыми струйками на фоне черного неба подымавшимся из дымарей хат.
Оргомными великанами неподалеку у майдана темнели раины. В некоторых хатах мерцали огоньки свечей. Где-то на краю станицы слышался негромкий лай собаки, проснувшейся, видимо, от шороха хорька или еще какой мелкой живности.
Деды, постояв минутку, жадно вдыхая густой, пьянящий воздух, разошлись каждый к своей хате. «Портится мужчина – портится семья, испортится женщина – портится весь народ», – слышалось в скрипе сапогов.
Станица, окутанна мглой, засыпала до утра.
Глава 42
Утро
– Доброе утро, коханый! – тихо произнесла Марфа, проведя теплой ладонью по лицу Миколы.
Билый с удовольствием потянулся, расправляя затекшие за ночь члены, сграбастал в объятия Марфу и крепко прижал к груди. Прильнул носом к ее пышным темно-русым волосам, с шумом втянул воздух, на мгновение затаил дыхание.
– Что? – невольно спросила Марфа, тревожась.
Микола улыбнулся и, не выпуская супругу из своих крепких объятий, перевернул ее на себя. Волосы жены волной упали на грудь и лицо Миколы. Марфа присела, слегка откинувшись назад, и ловко прибрала их в подобие косы.
– У души человека, Марфушка, особый аромат. И притягивает нас к тем или иным людям не внешность, не характер, а именно их аромат души. А твоя душа, женушка моя ненаглядная, ох и духмняна! – улыбнувшись супруге, сказал Билый.
Засмотрелся казак на свою молодую красавицу-жену. Волосы, темно-русым бархатом собранные наскоро в два пучка, ниспадали тяжелыми локонами, прикрывая плечи. Глаза небесной сини ласково смотрели на него. Губы, слегка пухлые, розовые, что-то шептали неразличимо. Через тонкий хлопок ночной рубахи особо четко проглядывались очертания обнаженной пышной груди. Марфу слегка смутил взгляд супруга, и она, кокетливо засмеявшись, вновь прижалась к Миколе.
– Какое это счастье, быть твоих объятиях! – тихо произнесла она. И затихла, выжидая.
Микола еще крепче прижал к себе супругу.
– Тихо, тихо, – высвобождаясь из рук Миколы, произнесла Марфа, – не прижимай так крепко, а то навредишь!
– Что, родная? – не поняв, о чем говорит супруга, спросил Микола. – Ты ж моя милая, как я могу тебе навредить?
– Да не мне! – еще больше смутившись, опуская голову, тихо произнесла Марфа.
– Так, так, – все еще ничего не понимая, сказал Микола, коснувшись подбородка супруги и слегка повернув ее голову к себе. – А ну, глянь-ка на меня.
Марфа серьезно посмотрела на супруга своими бездонными небесными глазами и, выждав минуту, произнесла:
– Да, Микола, я теперь не одна.
Удивление во взгляде Билого грозилось перерасти в недоумение. Он действительно по причине своего крутого казачьего характера не мог понять речи супруги.
Та же, сменив постепенно серьезность во взгляде на добродушную улыбку, хлопнула слегка ладонью по чубатой голове супруга и, смеясь, произнесла:
– Ну какой же ты недогадливый, Микола! Вона, казаками командуешь, а слов моих не разумеешь!
Микола, морща лоб, силился понять намеки супруги. Но тщетно.
– Дите у нас будет! Сподобил Господь! – выпалила Марфа и, смеясь искренне, беззлобно добавила: – Экий ты увалень!
Микола раскрыл широко глаза, как маленький ребенок, когда ему дают большой кусок сахара, губы расплылись в радостной улыбке, он вскочил на ноги, увлекая на своих сильных руках Марфу, и закружил ее.
– Да угомонись уже, оглашенный! – ласково крикнула Марфа. – Отпусти, голова кружится!
Почуяв твердый пол под ногами, Марфа присела на край кровати, наблюдая, как Микола, опустившись на колени перед образами, стал истово осенять себя двуперстным знамением. Губы его шептали благодарственные молитвы Господу и Царице Небесной.
Дочитав молитву, на коленях дошел до супруги, обнял ее за талию и положил голову на бедра.
– Люба моя! Вот так счастье! – сказал ласково. И тут же, приподняв голову и взглянув Марфе в глаза, спросил: – А кто будет? Казак, чи дивчына?
– Так кого Господь послал, тот и будет, Миколушка! То нам не ведомо! – обнимая руками голову супруга, ответила Марфа.
– Значит, казак будет! У нас в роду девки редко появлялись! – утвердительно сказал Микола. – Непременно казак! Димитрий Билый. Во как! В честь Ревы Димитрия.
Марфа ласково смотрела на супруга. Грозный воин, не знавший пощады к врагам, умелый военачальник сейчас был похож на молодого парубка, в голове у которого лишь озорство и ветер.
«Эх, Миколушка, – подумала Марфа, глядя на объятого радостью супруга, – дай-то Бог, чтобы здоровеньким дите народилось и чтобы Царица наша Небесная в здравии сохранила. Срок-то еще небольшой. Ходить мне, почитай, до самой Пасхи».
Но вслух ничего не сказала. Вновь обняла супруга за голову, прижала к себе. Микола прикоснулся губами к животу Марфы, затем перекрестил ей живот и сам, повернувшись к образам, осенил себя крестным знамением. Жена последовала его примеру.
– Пойду брательнику Михайле помогу по хозяйству управиться. Да и кони застоялись, поди, – натягивая шаровары, сказал Билый. Накинув бекешу и папаху, Микола вышел во двор и далее на баз, где копошился уже младший брат Михайло.
Хаты в станице Мартанской, как местности предгорной, строились преимущественно из местных строительных материалов – глины, чакана, соломы, хвороста и дерева. Хата станичного атамана
